Расстояние - Хелен Гилтроу

– Как обычно. – Он имеет в виду – ничего.

– А неофициально?

– Что вам предстоит очистить авгиевы конюшни. – Шеф позволяет себе легкую улыбку.

– Что им с этим делать?

– Что сочтут нужным, – отвечает шеф. – Что сочтут нужным.

Еще один кабинет без таблички на двери. На столе пропуск и список квартир, находящихся в его распоряжении. Пауэлл бросает досье на Питера Лейдлоу, и оно тяжело ударяется о поверхность.

9:35 по Гринвичу. 4:35 по восточному поясному времени.

Тея спит уже четыре часа. Он так и не пожелал ей спокойной ночи.

День 7: вторник

ЙОХАНССОН

Йоханнсону снится человек в кабинете. Он сидит за столом, сцепленные руки лежат поверх папки с документами; на папке его, Йоханссона, имя.

Губы мужчины шевелятся, словно произносят слова, но звука Йоханссон не слышит.

Он просыпается. Пробивающийся сквозь занавески свет уже приобрел желтоватый оттенок. Часы на прикроватной тумбочке показывают 6:02. Уличное движение оживает.

Они привезли его сюда, в четырехкомнатную квартиру в южной части Лондона, вчера. С ним еще трое: двое дежурят, один отдыхает. Американец, Уитман, оказался высоким сухопарым человеком, который постоянно принимает антацид, возможно, у него язва. Его помощники молоды, скорее всего, им немного за двадцать, оба британцы, довольно опытные: от них пахнет армией, а этот запах ни с чем не перепутать. Они смотрят на него с опаской. Неудивительно, учитывая, кем он теперь стал.

По большей части Йоханссон ничем не занят. Ожидание перед началом работы – дело привычное: несколько дней подряд он одет в одну и ту же одежду, питается консервами, слушает разговоры других людей, живущих своей жизнью, – голоса соседей, звуки телевизора… С одной стороны живет женщина с ребенком, он их никогда не видел, но слышал разговоры и крики за стеной. Ребенку – мальчику или девочке? – должно быть, года три-четыре. Иногда мать поет вместе с радио и постоянно курит, из-под двери струится дым. У ребенка уже кашель заядлого курильщика.

Из квартиры с другой стороны не слышно ни звука.

Итак, он ждет. Двадцать четыре часа – ерунда. Большую часть времени Йоханссон занят очищением собственных мозгов, голова должна быть пустой. Главное – не думать о том, что может произойти. На такой работе лучше избавить себя от предположений и прогнозов, как все сложится. В девяти случаях из десяти все это окажется неверным. Он концентрируется на информации, предоставленной Карлой.

В Программе нет газоснабжения.

На территорию не подаются никакие воспламеняющиеся химические вещества.

Йоханссон пытается убедить себя, что не представляет, как могут развиваться события. Воображение, как и прогнозирование, большой недостаток.

Итак, он обдумывает данные, которые передала Карла. Но иногда в его голову закрадываются мысли и о ней самой.

Позвонив, чтобы договориться о встрече, она спросила прямо:

– У тебя есть мой адрес? Знаешь, где я живу? – Он ответил «да», потому что это было правдой, хотя ему не положено это знать. – Тогда приезжай.

Обычно Йоханссон отводил на подобные встречи два часа; в тот вечер их разговор продлился три.

Карла сама открыла дверь и провела его в гостиную – холодную, блеклую, огромную комнату, в которой его теперешнее жилье поместилось бы целиком и еще осталось место. В квартире больше никого не было, по крайней мере, он никого не увидел. Возможно, где-то рядом сидят охранники или тот шотландец, который отвечал по телефону. Этого ему никогда не узнать. Ясно лишь, что она хотела создать видимость того, что они вдвоем.

Они обошлись без любезностей, никакой светской беседы, никаких оснований предполагать, что он нечто большее, чем просто очередной клиент. Кроме, пожалуй, пары моментов, когда, читая документы, Йоханссон чувствовал, как Карла меряет расстояние между ними. Размышляла, как его преодолеть? Однако стоило ему закончить, как она принялась говорить о патрулях, словно они опять на складе, и она, невидимая, стоит за лучом света.

Он так много лет думал, в каком месте она могла бы жить. Представлял, как просыпается рядом с ней, мирно спящей в тихой, чистой комнате – безмятежное лицо, рассыпавшиеся по подушке волосы, медленное дыхание…

Это не твой мир. И никогда не будет твоим.

В 6:30 утра приходит Уитман, провожает его в туалет, а затем обратно в спальню – одеваться.

В кухне ему дают хлопья с молоком и чуть теплый чай. Он все съедает, и они уходят.

Полагается надеть на него наручники, но им нельзя привлекать внимание, поэтому Уитман долго объясняет, что ему грозит в случае побега.

На улице серое раннее утро. В соседней квартире работает радио, и женщина ему подпевает. Ребенок начинает играть, и она на него кричит. В другой квартире по-прежнему тихо: она пустая, или жильцы бодрствуют в другие часы.

У Райана Джексона есть отец, проживающий в маленьком городке в Ланкашире, но они не поддерживают отношений. С друзьями он тоже не общается. Вряд ли кто-то постарается помочь ему бежать. Тем не менее молодые парни провожают его до самой машины, внимательно оглядывая окрестности. Один из них открывает заднюю дверцу. Йоханссон садится первым, а человек рядом с ним.

Гражданские могут работать только с вооруженной охраной.

Бронированные автомобили патрулируют улицы, ими управляют с командного пункта.

Уитман и второй охранник садятся вперед, подает голос двигатель, и машина трогается с места.

Нельзя сказать, что это случится раньше, чем ты увидишь. Ты узнаешь, потому что все начнет умирать.

На другой стороне шоссе появился старый муниципальный дом: отбитые куски облицовки, неухоженные дорожки, облупившаяся краска, серые стальные ставни на окнах. На всем следы запустения. Вереница нескольких пытающихся выжить магазинов – подержанная мебель, парикмахерская, магазин товаров по одной цене, выставивший яркие пластмассовые изделия прямо на тротуаре, – хотя большинство существовавших здесь ранее уже закрыты. Сохранились еще карри-хаус и ветхий сарай, именуемый пабом, где подают дешевое пиво, а на большом экране можно посмотреть спортивные матчи. Хороший доход приносит лишь ресторан для автомобилистов на главной улице, продающий еду водителям, которые хотят поесть, но не хотят надолго останавливаться.

С эстакады виден небольшой еврейский технопарк как напоминание о безнадежном предприятии. Большинство рекламных щитов пустые, на стоянке лишь несколько машин.

Дорога поворачивает. Схемы Карлы не подвели.

Сначала показывается пустырь – огромная территория, предусмотренная под главные строения, которые так и не были возведены: полуразрушенные стены, поросшие сорняками. Затем место для стоянки, склады. Все новое и чистое. Таблички указывают, где место приема посетителей, административные здания и столовая для персонала. На большом зеленом современном здании вывеска: «ВХОД». Рядом синее здание поменьше – Центр экстренной медицинской помощи. Рядом вертолетная площадка. Все это похоже на коммерческую недвижимость, место для некоего особенного бизнеса: контрольно-пропускные пункты на дорогах, желтые коробки часовых, красно-белые ограждения и множество камер, контролирующих каждый метр площади.