Тени прошлого. Расплата - Александр Тамоников

— Насчет Запада не уверен, а в Россию попадает точно. Это выгодно американцам, которые спят и видят, как насолить Москве.

— Понятно, отец. Что-то еще?

Табрай отпил глоток чая, прикурил сигарету и сказал:

— Еще я узнал, где проживает Гасани со своим помощником. Его семейный дом в Даграми, пригороде Кабула. — Табрай достал листок бумаги. — Вот и адрес. Улица Шардар, двадцать четыре.

— Так это недалеко от базы американцев.

— Рядом. В каких-то пятистах метрах. Так что Гасани может чувствовать себя спокойно в Даграми.

— Он ведь еще владеет отелем и рестораном?

— Да, но они зарегистрированы на подставных лиц. Никакой связи с Гасани обнаружить не удалось бы. Подставные владельцы давно уже в Албании, под контролем людей Гасани.

— Да это не просто наркоторговец, а какой-то теневой монстр, опутавший страну сетями своего бизнеса.

— Он и есть монстр. Поэтому хочу предупредить. Если твои земляки решили выйти против него, то они должны знать, что Гасани очень опасен. За ним большая сила.

— Вот только открыто эту силу ни Гасани, ни его покровители применить не смогут. Первым, кто кинет Гасани в случае возникновения у него серьезных проблем, станет его американский куратор полковник Бенсон. Ему совершенно не нужен шум вокруг их тайной подрывной деятельности. Так что сила-то есть, но это не каменная стена, а всего лишь глиняный дувал.

— Я бы не был так самоуверен.

— А я, отец, не самоуверен. Посуди сам, если вдруг у Гасани начнутся проблемы, что в первую очередь сделает Бенсон?

— Он попытается снять эти проблемы, но ты прав, без шума.

— А если ему не удастся снять проблемы и они будут только нарастать?

Табрай посмотрел на зятя.

— Ты уже планируешь действия против Гасани? По-моему, это дело русских из Кабула.

— Я просто размышляю.

— Бенсон, пожалуй, прикроет бизнес Гасани.

— Он тихо уберет его.

— Вопрос в том, Муштак, кто создаст такие проблемы Гасани? Твои новые друзья? Три человека? Или четверо, если к ним присоединишься ты?

— А разве ты не поможешь нам? Есть и другие люди, которые ненавидят американцев. Они же сбросили тебе информацию? Почему? Только ли потому, что когда-то вместе с тобой воевали против Советов? А может, причина все же в том, что они, как и ты, разочаровались в новом правительстве, поняли, что американцам в Афганистане нужен не порядок, а хаос, чтобы обеспечить очередное нашествие талибов? Теперь уже с прицелом на Таджикистан, Узбекистан, Туркменистан? Янки пришли сюда, чтобы подмять эти республики, навредить России. Плевать им на то, что станет с Афганистаном. Главное, чтобы заполыхали границы России. А они потом умоют руки. Как сделали это в других регионах.

— Я не хочу углубляться в политику.

— Но ведь я прав?

— Возможно. Однако противостояние даже с одним Гасани — слишком опасная затея, имеющая мало шансов на успех.

Хазани улыбнулся и проговорил:

— Но мы с твоим сыном Бакаром при небольшой помощи Рахима из Баджи уничтожили американский мобильный патруль, вооруженный до зубов, и не оставили за собой никаких следов. Скажи, ты поверил бы в это, если бы не знал, что так оно и было?

— Скажу честно, Муштак, нет, не поверил бы.

— Вот видишь. Значит, нет ничего невозможного. Не существует ситуации, из которой нет выхода, просто мало кто умеет найти его.

— Мне все понятно. Ты пойдешь с русскими!

— Я еще не решил.

— Решишь. — Табрай вздохнул и спросил: — А помнишь, у Арби я едва не убил тебя? Всевышний сохранил твою жизнь.

— Для того чтобы я делал добро. Кстати, о возможностях тех людей, которые вышли на меня. Это ведь один из них сбил американский самолет.

Табрай поднял ладони.

— Все! Вы, русские, отчаянные парни. Вы умеете воевать. Это никто никогда не отрицал. Но и меня пойми, Муштак. Ты стал моим сыном. Я не хочу терять тебя. Береги себя, Муштак. Теперь насчет помощи. Рассчитывай на меня во всем. Старый душман Амир Табрай еще много чего может сделать.

— Спасибо, отец!

В пятницу, 5 сентября, Гасани проснулся в семь часов утра. После завтрака и праздничной молитвы, прошедшей в большой комнате дома местного торговца, он с отрядом охранения выехал из Капура.

Кадир, находившийся за рулем пикапа, спросил:

— На завод?

— Да.

— Он сегодня не будет работать как минимум до обеда, а то и весь день.

— Ты мне это говоришь? По-твоему, я хуже тебя знаю, как важна пятничная молитва? Но нам нужны не работники, а те люди, которые управляют ими. Тебе назвать их имена?

— Не надо.

— Ты особо не спеши, пусть помолятся.

— До Файзабада восемьдесят километров. По такой дороге это полтора часа пути. Потом еще сам город, плюс пять километров до Гарана. Мы доберемся туда не раньше полудня.

— Это нормально. Сегодня не так жарко, не заметил?

Кадир взглянул на бортовой компьютер:

— Тридцать восемь градусов.

— Да? А я думал, прохладнее.

— В салоне двадцать четыре. Вполне нормально.

— Ладно, достаточно болтовни. Смотри за дорогой и охраной, чтобы не отставали.

— «Ниссан» идет в пяти метрах от нас.

— Пусть так.

Гасани открыл бардачок, где в специальном кассетнике находились компакт-диски. Он подыскал, что хотел, вставил диск. Салон наполнился современной западной музыкой. Эти диски ему доставлял полковник Бенсон.

Местные мелодии Гасани на дух не переносил. Но когда надо было, слушал внимательно, изображая наслаждение. Ему приходилось вести даже не двойную, а тройную жизнь. Как, впрочем, и бывшему прапорщику. Было ради чего. Это получалось у них совсем неплохо.

Дорога была ужасной, сплошные перевалы и серпантины. Так продолжалось примерно час. Затем машина вышла на трассу, идущую от Файзабада на Кабул. Бесконечные повороты прекратились. Дорога имела асфальтовое покрытие, далекое, конечно, даже от среднего качества, но все же не щебенчатое.

Почти тут же машины вошли в древний город Файзабад, расположенный на правом берегу реки Кокча. Несмотря на незначительное количество населения, всего-то немногим больше сорока пяти тысяч, он был самым крупным в провинции Бадахшан, являлся ее столицей.

Под городом работала соляная шахта, ремесленники изготовляли здесь шерстяные вещи. Но главное состояло в том, что тут была своя гидроэлектростанция.

Впрочем, Гасани все это совершенно не интересовало.