Женщины Девятой улицы. Том 3 - Мэри Габриэль

В тот вечер Пол и Хелен доставили Ли в аэропорт, объяснили ситуацию человеку, который оказался в самолете рядом с ней, попросили стюардессу дать Ли успокоительное, чтобы она проспала как можно большую часть 14-часового перелета[161]. Но Ли так и не уснула. Ярким августовским утром в аэропорту имени Кеннеди она сошла с трапа с глазами, красными от усталости и горя. Ее лицо постарело и застыло.

Ли встречала группа взволнованных друзей: Пэтси Саутгейт, племянник Ли Рон Стейн, Альфонсо Оссорио и Бен Хеллер, тот самый молодой коллекционер, который ранее в том году приобрел картину Джексона за восемь тысяч долларов. Он приехал, чтобы помочь Ли пройти таможню[162]. Встречающие отправились обратно в Спрингс, а Ли села в лимузин Альфонсо и наконец-то смогла выдавить из себя вопрос, который репетировала всю ночь. Как это произошло? Понимая, насколько хрупко ее состояние, Альфонсо, тактичный человек и верный друг, ответил, что не знает[163]. Всю остальную дорогу до Лонг-Айленда они молчали.

На самом деле все всё отлично знали. Драма Джексона разворачивалась у всех на глазах и была в высшей мере публичной в течение месяца — с того дня, как Ли покинула Спрингс. Поначалу Джексон выставлял Рут напоказ, водил ее на вечеринки, катал по Хэмптонсу в кабриолете, обнимая за плечи[164]. Большой мужчина, большая машина и настоящая милашка. Рут же, по словам Дженни, «наполнила его дом суетой и суматохой а-ля “я такая хорошая жена”, хотя она готовила еду для человека, который не мог / не хотел есть, и улыбалась человеку, который сам давно забыл, как это делается»[165]. Рут смотрела на Джексона восторженными глазами, а он в ответ — пустым взглядом алкоголика, вся жизнь которого заключена в бутылке. Как бы там ни было, после отъезда Ли Джексон стал пить еще больше[166].

Прошло две недели, и Рут начала его раздражать. Его бесило в ней всё. Ее вечная суета по дому. Ее кот. Ее заявление о том, что она хочет стать художницей[167]. Когда она принялась обустраиваться в мастерской Ли, где все еще стояла повернутая к стене картина «Пророчество», Джексон, не сдержавшись, возопил: «Да за каким же чертом тебе быть художником?!»[168].

Вскоре он уже оскорблял и обижал Рут, как до этого Ли, только Рут не могла ответить ему тем же. В противовес его словесному насилию она только сконфуженно молчала. Рут не понимала, куда девался ее «матадор, ее герой-завоеватель»[169]. «Почему ты нападаешь на меня, Джексон?» — умоляюще вопрошала она. А он, пораженный ее наивностью, орал: «Да ты что, совсем чокнутая, что ли?!»[170]

Если Рут была сбита с толку поведением Поллока, то ни для кого из его друзей в этом не было ничего необычного. Рут, «казалось, понятия не имела о теснейшей связи между двумя потрясающими художниками, которые в некотором смысле вылепили друг друга и вместе выросли как творческие личности», — сказала Дженни, имея в виду, конечно, Джексона и Ли[171]. А Ник Кароне объяснил ситуацию так: «Он прошел через процесс избавления от Ли, чтобы ввести в свою жизнь Рут и заполнить освободившееся место романтикой, а добившись своего, понял, что это полное дерьмо. Кроме того, он понял, что нуждается в своей жене и что он поставил всё на карту, сделав совершенно бессмысленный ход»[172].

Рут тоже имела свои нужды и потребности — ей необходимо было вырваться из жизни, которую она вела в Спрингсе[173]. Она оказалась совершенно не готовой к глубине безумия Джексона и к отсутствию у него каких-либо четких планов относительно совместного будущего. Однажды она сказала Поллоку, что собирается в город повидаться с родными и друзьями. Рут вернулась через два дня, утром в субботу, и притащила с собой подружку Эдит Метцгер, 25-летнюю секретаршу из салона красоты в Бронксе.

Эдит должна была отчасти послужить буфером и ослабить негативную реакцию Джексона на долгое отсутствие Рут, отчасти — помочь самой Рут окинуть свежим взглядом, новую прекрасную жизнь[174]. Витиевато искажая факты, Рут зазывала Эдит к себе, рассказывая ей об удивительной «элегантности» дома Джексона. «У него такие богатства, о которых я никогда даже не мечтала, — говорила она подруге. — У него все самое лучшее. Он открыл мне глаза на другую жизнь, на жизнь, о которой я никогда даже не мечтала». Плетя эту паутину лжи, Рут, судя по всему, представляла себя и Эдит кем-то вроде «Джоан Кроуфорд и Авы Гарднер»[175].

Женщины приехали в Ист-Хэмптон на поезде. Всю дорогу Рут забивала подруге голову пьянящими рассказами об удивительном образе жизни важных фигур из мира искусства, о замечательных событиях и историях, в которых ее парень играл заглавную роль. Она изображала Джексона очаровательным, красивым, веселым и богатым мужчиной, но человек, который взял у них чемоданы и понес их в дом, мрачно поздоровавшись, оказался совсем не таким[176].

Уставший и одетый в грязную одежду, Джексон, казалось, насквозь пропитался алкоголем. Было утро, но он сразу же уехал в бар выпить пива, а две женщины в городской одежде вошли в душный дом, мечтая попасть на пляж, или на вечеринку, или куда угодно, лишь бы не находиться под одной крышей с угрюмым человеком, который практически не разговаривал и весьма злобно смотрел на них, когда они осмеливались открыть рот[177].