Элита. Взгляд свысока - Ирина Волчок

— Хорошая девочка, — растроганно бормотнула Нина Максимовна. — Из такой семьи, а такая… не капризная. А вы с ней вон как строго. Зачем же так? Ведь очень хорошая девочка. Не избалованная.

— Не балую — вот и не избалована, — объяснила Александра. — И вы, Нина Максимовна, не вздумайте Настю баловать. Ну, мы вечером и об этом поговорим.

Ах, да, вечером же еще с Хозяином разговаривать придется… Наверное, разговор будет нелегким. Вон он сколько вокруг да около ходил, прежде чем решился сказать, что Насте в этом доме жить не следует. Открыл Америку. А раньше о чем думал? Скорее всего, и сейчас не сам додумался. Скорее всего, кто-нибудь донес что-нибудь совсем уж интересное. Чего такого он не мог знать о Хозяйке раньше, чтобы сейчас вдруг озаботиться ее возможным влиянием на дочь? Во всяком случае, ничем другим его озабоченности Александра объяснить не могла. Но отсылать Настю за границу? На редкость глупая идея. С ее внезапными аллергиями на самые, казалось бы, обычные запахи — и в непривычные условия! В другой климатический пояс, в другую флору и фауну, в другую воду, в другой воздух! И кухня там другая будет. Или он собирается отправить дочь не с одной Александрой, а вместе со всем штатом прислуги? Включая повара и охранников… Странно все это. Намного проще отправить куда-нибудь за границу жену. Тем более, что она давно просится. Согласилась бы поехать и без прислуги. И Насте в этом случае покидать дом не было бы никакой необходимости.

Покидать дом… Или дело вовсе не в том, что в этом доме, в опасной близости к дочери, живет Хозяйка? Может быть, возникла какая-то другая опасность? Извне. Из этого его бизнеса. От этих его братьев по элите. От каких-нибудь таких же хищных и ненасытных, как он. Или от какого-нибудь законотворца, с которым он вовремя не поделился. Или поделился, но мало… Может быть, он от грядущих неприятностей хочет спрятать Настю? Это каких же масштабов должны быть грядущие неприятности, чтобы сам Хозяин их опасался?

До самого вечера Александра все думала о масштабах возможных неприятностей и о связанных с ними переменах в судьбе Насти. Да нет, какой вариант ни возьми, ничего страшного девочке угрожать не должно. Киднепинг давно вышел из моды. Взрывать машины и сжигать дома людей такого калибра тоже вряд ли кому в голову придет. Сейчас принято людей такого калибра сажать в следственный изолятор на время, достаточное для того, чтобы разрушить их бизнес до основанья. А затем кто был ничем — тот станет всем. Какой-то виток спирали развития цивилизации замкнулся кольцом, и теперь все бежит по кругу — по второму кругу, по третьему кругу, по десятому кругу… Все по тому же кругу. Высший круг. Бегают по своему кругу, как тараканы внутри ловушки. Погибают от отравления продуктами собственной жизнедеятельности. Одни погибают — на запах падали приползают другие, тощие и голодные. С аппетитом жрут павших. Ничему не учатся. Из замкнутого круга выбираются немногие. На верхний виток спирали — вообще считанные единицы. Остальные выпадают на нижний виток. Остался жив — повезло. Детей жалко. Дети за родителей не отвечают.

Большая удача, что Хозяин более-менее вменяемый. Даже скорее более, чем менее, когда дело касается дочери. Дочь-то, наверное, он сумеет обезопасить. При любом раскладе для себя. Хозяин понимает, что Насте придется жить в мире, который он не в силах контролировать. Очень хорошо он все это понимает, судя хотя бы по тому, что не вмешивается в работу Александры. Несмотря на всю свою очевидную к ней неприязнь. Нет, Хозяин в этом вопросе не дурак. От него зла для дочери ждать не надо. Это все-таки не Бешеный Полковник.

Чтоб он в аду горел вечно.

Александра не верила ни в какой ад, ни в какой рай, ни в какие разборки после смерти — каждому воздастся по грехам его и так далее… Но каждый раз, вспоминая Бешеного Полковника, она с лютой ненавистью думала: чтоб он в аду горел. Вечно. Приговор окончательный и обжалованью не подлежит. Вот это и будет высшей справедливостью.

В высшую справедливость она тоже не верила. Стреляли-то вовсе не в маму, а в ее хозяина. А убили маму. Мама тогда как раз гуляла во дворе с маленькой Лидой, внучкой той самой Лиды, которую бабушка спасала от голода в блокадном Ленинграде. Бабушка после войны так и осталась в семье Очень Большого Начальника. Хотя семьи как таковой уже и не было. Жена Очень Большого Начальника еще в сорок четвертом ушла к какому-то другому начальнику. Его в сорок шестом расстреляли, а жену сослали, она так и пропала. А Очень Большого Начальника расстреляли уже в сорок девятом. Он знал, что его расстреляют, и успел подготовиться: дочку отдал родителям бывшей жены, опекунство им оформил, фамилию сменил, перевез всех куда-то под Москву. И няню тоже. В общем, когда его расстреляли, дочку и родителей бывшей жены не нашли. Может быть, никто особо и не искал. Они все тихонько жили себе где-то под Москвой, радовались, что живы остались, растили двух девочек — дочку Очень Большого Начальника, земля ему пухом, и дочку няни, маленькую Сашу, Александру Александровну Комисарову. Александру третью. Старики подозревали, что Александра третья — сестра их родной внучки, но няню с ребенком из дому не гнали. Еще помнили, что няня их родную внучку от голодной смерти спасла. Да и в доме она очень полезна была. Старики тогда как-то сразу сильно сдали, болели без конца. Как бы они одни с ребенком?

А после пятьдесят третьего все повернулось, перевернулось, вывернулось, и Старик опять стал ответственным работником, а Старуха купила себе беличью шубу, вытащила из матраса кое-какие колечки и брошки и стала вращаться в высшем обществе. В обществе таких же старух, переживших черные дни и вынырнувших наверх без особых потерь. Если не считать особыми потерями потери родных и близких. Как правило, они и не считали. Немножко повращавшись в высшем обществе, Старуха нашла для внучки подходящую партию — сына одного из тех, кого не успели, но, по слухам, очень хотели расстрелять старые товарищи по партии. За это новые товарищи по партии признали его своим и приняли в свои ряды. В свой круг. Избранных.

Лида вышла замуж за сына этого избранного, который тоже обещал вскоре стать избранным. После МГИМО — заграница, все, как положено. Лида не хотела расставаться со своей няней, и когда молодой муж увидел дочь няни, которая в свои шесть лет болтала по-английски свободней, чем он после своего МГИМО, его и уговаривать не пришлось оставить няню в семье. Он очень надеялся на оттепель и связанные с ней заграничные перспективы. И не хотел краснеть за границей за жену и детей.

Ему и не пришлось краснеть. Жена с десятимесячной дочкой остались дома, грипп какой-то к обеим некстати привязался. Муж поехал один. Через полгода должен был приехать за семьей. Через полгода его аккуратно вынули из перспективной заграницы и привезли домой — совершенно спившегося. Папа пристроил куда-то в темный угол, чтобы и не на виду, и рядом с кормушкой. Каким-то ответственным работником. Не высшего эшелона, но все-таки. Тот же свой круг. Развод в этом кругу не приветствовался. Лида пыталась мужа лечить. Подпольно. Открыто лечить от алкоголизма в этом кругу тоже не полагалось. И уж тем более — вызывать милицию, если высокопоставленный муж устраивает дома погром. Почти два года такой пытки. Потом повезло: приказал водителю выйти из машины, сел за руль, через сто метров на полной скорости врезался в афишную тумбу. Хоронили в закрытом гробу. Водителя месяц держали в КПЗ — почему пустил начальника за руль? Не уберег. Начальник грозил пистолетом, и свидетели были. Свидетелей не искали — еще не хватало, чтобы в деле пистолет появился. У пострадавшего не могло быть пистолета. Тем более, что его вовремя изъяли из разбитой машины. Водителя, в конце концов, спас отец пострадавшего. Он понимал, что водитель не мог спорить с начальником. Он даже одобрял это, хоть и не вслух. Да и сынок надоел ему до последней степени. Уже папиной карьере стал мешать своими выходками. Водителя после освобождения даже опять позвали возить какого-то ответственного работника. Водитель отговорился подорванным здоровьем. Пошел водить автобус.