Пулемет для витязя - Антон Скрипец

– Это то, ради чего мы сюда перли? – первым, как повелось, голос подал Хват. – И что мы тут еще можем увидеть, кроме того, что смогли разглядеть да откопать местные? А я сомневаюсь, что они смогли разгрести хоть что-то.

По пепелищу, если можно так назвать черное кострище, оставленное чудовищным огненным вихрем, они бродили чуть не полдня. То спускались к воде, то принимались осматривать частокол, то пытались растащить остатки спаянных будто в исполинском, добела разогретом кузнечном горне испепеленных строений. Все без толку. Найти тут хоть что-то было невозможно.

Первым до этого додумался Полоз. Еще утром он рвался сюда не хуже солнца, спешащего растопить поутру ночной кошмар. Но едва вышли за пределы наместникова детинца, интерес к доблестному отстаиванию интересов гильдии в нем поутух. А после того как увидел, в какую головню обратилась богатейшая в городе усадьба, сумел удивить: вдруг оказалось, что у него в Полоцке имеется и куча других дел. Ничуть не меньше отыскалось их и у Хвата, стоило только Путяте обмолвиться о том, что никакого серебра, даже очень сильно расплавленного, найти здесь не удастся – свои куны гильдия хранит не в одном месте, а в займовых грамотах.

– Чего? – большего презрения варяг не выказывал даже грамотам Тумана, когда выяснилось, что пользоваться по старинке лопухами гораздо сподручнее. – Бумажки вместо денег? Неудивительно что здесь все полыхнуло таким синим пламенем. Вон, грамотей знает, как здорово занимается береста.

Туман поднимался к ним с берега реки, выудив в воде какую-то черную головню и осматривая ее с таким видом, будто собирался сделать из нее новое цевье для лука. Едва не споткнувшись об обугленное нагромождение камней, бывшее некогда основанием печи в кузне, он протянул находку Путяте. Но тот, мельком взглянув на измазанные сажей руки Тумана, свои тут же спрятал за спину.

– Вряд ли этот пожар был случайным, – не обратив ни малейшего внимания на брезгливость купца, принялся вертеть в руках находку книгочей. – Ощущение такое, что полыхнуло все и разом. Включая пристань и корабли. Так не бывает. Обычно занимается какое-то одно здание, а на остальные огонь перекидывается после, если не удается его унять.

– Не успели, – тягучий, как смола, голос раздался сзади. Обернувшись, они увидели перед собой кряжистого воина, о котором вовсе нельзя было сказать, что лучшие его битвы – дело далекого прошлого. Расплющенный в одной из битв нос, выпяченная так далеко вперед челюсть, что нижняя губа покрывала верхнюю, а когда он говорил, рот щерился провалом на месте передних зубов. Словом, обычная разбойничья харя. Но широкий медный обруч с самоцветами, охватывающий голову, и золотая гривна на шее сразу дали исчерпывающее представление о том, кто почтил их на пожарище своим присутствием. – Здесь все сгорело так яро и споро, что от бедолаг, оказавшихся в этом жерле вулкана, почти ничего не удалось найти.

– Конунг Аллсвальд, – смиренно склонил голову Путята. Беглым гвардейцам базилевса и вовсе полагалось переломиться надвое. Благо наместник был не в том настроении, чтобы упиваться знаками должного почитания. Он отмахнулся, давая понять, что дворцовые манеры здесь не к месту. Впрочем, за спиной его высились три хмурых норда. В грубых плащах, серых кольчугах, плетенных крупными кольцами, с короткими мечами да воткнутыми за пояс узкоклювыми топориками. Под конусовидными нурманнскими шлемами с прорезями для глаз торчали ухоженные светлые бороды и заплетенные в косы усы. Ярлы, которые при случае о сих манерах непрошеным гостям должны были напомнить.

– Я согласен с тем, что костер этот вовсе не от случайно оброненной лучины разгорелся, – продолжил конунг, как только воинственная его свита по взмаху руки хмуро удалилась. – Готовились к этому, видимо, не один день. Все это мы выяснили сами, и вовсе не обязательно было присылать сюда посольство гильдии. Не говоря уже о киевском воинстве.

– Быть может, и ты, конунг, и князь – оба сверх меры подогреваете интерес к делу, которое на самом деле имеет отношение лишь к купеческой гильдии? – исхитрился вставить свое слово Путята.

Тверд без особого удовольствия отметил, что рука конунга после этих слов недвусмысленно сжалась в кулак. Не хватало еще для полного счастья заиметь во врагах еще и его. Скрестить клинок с наместником, пусть даже для благой цели спасения толстой шкуры своего нанимателя – это могло обернуться самыми кровавыми неприятностями.

– Говоришь, купец, я, полоцкий наместник, не в свое дело нос сунул? Не угадал. При Дворе гильдии работала долбаная прорва люду. Жителей моего города. И семьи их – старики, жены, дети – тоже в моем городе жили-были. Так вот их всех, всех до одного, до самого маленького сопляка в ту самую проклятую ночь, когда полоцкое зарево видно было, должно быть, даже в Новгороде… всех… ВСЕХ!.. вырезали.

Тверд мигом забыл обо всех своих воинственных мыслях. Даже Хват, что бывало с ним от силы пару раз в жизни, выглядел растерянным. Пронзительно скрипнула искореженная петля ворот, черная, как и два болтающихся на ней обгорелых деревянных обломка, чудом сохранившихся в огненном пекле. Тяжелый плеск волн, полощущих останки изжаренной пристани, стал почему-то казаться особенно мерзким. Аллсвальд, оторвав наконец руку от пояса с оружием, шумно выдох-нул и вдруг опустился на землю. На черную, горелую, в жирных потеках сажи землю.

– Этот огонь ревел так, что я думал – не иначе, сам хазарский бог лично решил посетить мой город и оставить от него только пепел. Его не получалось потушить. Никак. Ничем. Вообще… Я всех людей бросил сюда, тушить. Добро, вода под боком, – кивнул конунг в сторону реки. – Но тогда и вода начала гореть. Люди выпрыгивали с ревущих огнем лодий, попадая в пылающую воду. Да что там! Многие из тех, кто принялись по моему приказу тушить пожар, как лучинки жалкие вспыхивали в один миг. Представлеяшь, каково это? Только что перед тобой человек стоял, а спустя один вдох он в обугленную головню превратился. И пока мы со всем этим пытались хоть что-то сделать, в это же время по всему городу началась заранее спланированная резня. Представляешь, сколько оружных татей рыскало по моим улицам той ночью? И ты говоришь – не мое дело? А чье ж тогда? На кой я тогда вообще тут надобен?

– Хорошо, что боярин Полоз здесь задерживаться не стал, – блеклым голосом, словно опасаясь нарушить повисшее над ними тягостное молчание, проговорил Тверд. – Уж он бы за такие слова наверняка зацепился, что репей за волчий зад.

Аллсвальд посмотрел на кентарха снизу вверх так, будто тот чудесным образом объявился перед ним только что прямо из убитой жаром земли.

– Мне нет дела ни до каких бояр. Я сейчас одного лишь хочу – отыскать этих упырей. Уж я-то найду им награду по их делам. Им не будет стыдно уйти из этого мира. И те мечи, что вы притащили за собой в Полоцк, здесь не надобны. Добра никому еще с мечами не приносили, а сделать больше, чем я сделал, все равно не получится. Так что зря старается княжий ближник. Носом рыть землю здесь – с огромным трудом он оторвал от обезображенной немыслимым жаром земли прокопченый кус и с остервенением раздавил его в кулаке, – бесполезно. Да и вы, господа гильдийцы, вряд ли что сможете сыскать. По домам семей сгоревших здесь людей ходить смысла нет. Пусты они, эти дома. Разве что от крови не в каждом еще пол отскоблить успели.