Шоу уходящих теней - Юрий Горюнов

– Ты сумасшедший.

– Ты разве этого не почувствовала ранее?

– Да, – только и вздохнула Света. Согласие ее было легким и непринужденным. Она оценила его возможность и поняла, что он оригинален и интересен, хотя такие выходки импровизации были не в ее вкусе.

Закат уже зажигал небо своими неповторимыми красками, рисуя на небе узоры. Сиреневая дымка опускалась на город, и по ней теплый воздух гнал редкие облака, которые исчезали за крышами домов. День уступал место ночи и все вокруг скоро окунется в таинственный мрак. Стихнет шум города, и темноту будет разрезать свет рекламы и фонарей.

– Ты мне так и не сказала, чем занимаешься?

– Я врач. Будущий врач. В этом году заканчиваю институт.

– Хорошее знакомство у меня.

– Собираешься болеть?

– Всякое может быть. Ты мне обязательно скажешь, где будешь работать, чтобы меня только туда и направляли.

– Не боишься?

– Уже нет.

– Я подумаю.

В этот вечер Семен, проводив ее до дома, набрался смелости и поцеловал ее, а она не отстранилась…

Шли дни, они стали чаще видеться, не так часто, как хотелось бы Семену, но он и так был рад любой встрече. Он никогда не чувствовал себя таким счастливым, как с этой милой девушкой, о чем и сказал ей однажды.

– У счастья короткий век, – ответила она.

– Это зависит от того, кто его держит.

Примерно через неделю, Никитич отвел Семена в сторону и, помявшись, сообщил: – Мы собираемся на гастроли. Со мной поедет Стас.

– Я понимаю, – голос Семена звучал спокойно, что несколько удивило Никитича.

– Ты не обижайся, но он более предсказуем, чем ты.

– Я не обижаюсь, будут и у меня гастроли. Удачи.

Конечно, Семену было немного обидно. Хорошо если бы Никитич пригласил его, а он бы нашел причину, по которой не может поехать. Но это было желание, не более. Остальные вечера он отрабатывал, как и положено и ждал, когда уедут на гастроли, чтобы начать репетиции. Свете он сообщил, что цирк уезжает на гастроли, но не сказал, что он остается, хотел посмотреть на ее реакцию.

– Ты тоже уезжаешь? И как надолго? – голос ее звучал ровно, спокойно и в нем не было грусти, что его задело.

– Я остаюсь.

– Не берут?

– Не берут, – подтвердил он, – оставили за плохое поведение.

– Кто бы сомневался. И что будешь делать?

– С тобой встречаться. Ну, а если серьезно, то я сам не хотел ехать. Во-первых, мы можем видеться, а во-вторых, я буду репетировать номер.

– Ты готовишь номер? – заинтересовалась она.

– Тихо, – и Семен приложил палец к своим губам. – О будущем не говорят. Мы, артисты, народ суеверный.

Вскоре труппа уехала, а Семен отдался репетициям. Сан Саныч помогал, чем мог. Он не поехал на гастроли, сославшись на здоровье. На самом деле Семен догадывался, что он хочет помочь. Кто знает, вдруг это последняя работа, в которой он принимает деятельное участие. В этот период Семен и Света виделись реже. У нее экзамены, у него репетиции, а вот потом у нее наступили последние каникулы, перед началом работы. У Семена вечера были свободны, и они много времени проводили вместе. Это было самое лучшее время, которое они знали в своей жизни. В один из вечеров, Света пригласила его к себе домой. Войдя в квартиру, которая встретила их тишиной, Семен внимательно осмотрелся.

– Заходи, не бойся, – засмеялась она. – Мы одни.

– А где все?

– Если ты об Алле, то она на даче с друзьями, а родители тоже в отъезде и давно, скоро приедут.

– Значит, знакомства не будет, – облегченно вздохнул Семен.

– Не будет, хотя смотря, что ты понимаешь под знакомством, – и загадочная улыбка появилась у нее на лице.

Семен прошелся по большой четырехкомнатной квартире. Все блестело чистотой и порядком. Ни одной вещи не лежало на стульях или креслах. Светлые стены комнаты были частично закрыты гобеленами.

Они пили чай на кухне, а затем Света прошла в комнату, но садиться в кресло не стала, а дождавшись, когда он войдет за ней следом, повернулась к нему. Она молчала, но ее глаза говорили то, что не всегда доверишь словам. Семен подошел и обнял ее. Ее глаза, такие близкие излучали страсть и покорность. Они смотрели друг на друга, и каждый видел эмоции, страсть, что ждала их впереди, и волнение, от предвкушения, охватило их. Им хотелось испытать пьянящий вкус губ, почувствовать тело.

Он прижал ее к себе, и она даже не собиралась сопротивляться. Расстегнув молнию на платье, позволила ему упасть к ногам и стала помогать расстегивать его рубашку. Джинсы уже тоже оказались на полу. Касания полуобнаженных горячих тел было словно удар током. Прикосновения Семена были нежными и горячими, что приводило ее в возбуждение, и она подалась ему навстречу, еще сильнее прижавшись, руки обвились вокруг его шеи. Семен не торопился, он, как и она, хотел насладиться их близостью. Ее упругое тело манило, и она чувствовала, как ему трудно сдерживать себя от страсти, как и ей. Но они хотели упиваться друг другом.

Взяв его за руку, она увлекла его в спальню, и там, уже лежа, он целовал ее тело, словно угадывал желания. Момент, когда она готова была потерять голову, приближался, а он ласкал своими губами ее набухшие соски. Аромат страсти, желания кружил вокруг них, обволакивая словно кокон.

Нежность и тепло заполняли обоих изнутри, гася сознание. Сладкий грех вызвал дрожь желания. Безумство охватило их обоих. Они потеряли ощущение времени и реальности, которая была только что рядом, и исчезла. Шальная страсть командовала их телами, заставляя извиваться и гореть внутренним огнем, чтобы взрыв оргазма унес обоих в область, о которой никто не сможет рассказать, в ней можно только пребывать и в ней жило только наслаждение. Оба упали, наслаждаясь истомой и удивительной и приятной слабостью своих тел.

В доме было тихо, уютно и спальню освещал бледный свет восходящего солнца. Света спала, уткнувшись в плечо Семена, а он всю ночь не сводил с нее глаз. Стараясь не нарушить ее сон, он нежно поцеловал Свету, и, закрыв глаза, уткнулся в ее волосы. Он дорожил этими минутами, что они вместе, он вдыхал ароматный запах ее волос, касался нежной бархатистой кожи, и слышал, как бьется ее сердце.

Семен осторожно поднялся, надел рубашку, джинсы, и тихо вышел из комнаты. На кухне сварил кофе, и пил глядя за окно, на утреннее летнее небо, которое было таким же ясным и чистым, как его состояние. Он думал о Свете, о том, как будет все дальше и не допускал