Истинная для князя тьмы - Айза Блэк

проходится бархатом по коже и норовит проникнуть внутрь.

— Это твое обращение, — все же решаюсь озвучить вопрос, — Что оно значит? Увы, я не знаю испанского…

— Моя звездочка, — глаза загораются, манящий черный огонь полыхает внутри, завораживающее зрелище, смотреть опасно, а не смотреть невозможно. — Даже у тьмы есть свет, звезда, которая укажет путь.

— Наверх, в мир? — сейчас он походит на дивное видение, мираж, завораживающий взгляд. Соблазнительный изгиб губ, слегка приподнятые брови, локоны черных искрящихся волос, к которым так хочется прикоснуться.

— Кто знает, где этот верх, и где находится конечная цель, — голос проливается опьяняющим дурманом.

— Ты знаешь, — голос сел. Выдает мое состояние с головой.

И я сама не понимаю, что со мной происходит. Ведь князь даже не приблизился, а меня ведет, тело становится ватным, и я как загипнотизированная ловлю каждый его жест.

— Возможно, — пожимает плечами. — Будущее переменчиво. И звезда, отдав свой свет, может погаснуть в любой момент.

Угрожает? Показывает мне мое место? Что у него в голове?

— Что ты хочешь от меня, Сальвадор? Чтобы помогла тебе выбраться? Я для тебя расходный материал, это ты мне пытаешься сказать?

— Мы улавливаем в словах собеседника смысл, созвучный с состоянием нашей души. И ты вправе их трактовать, как тебе заблагорассудится, — склоняет голову набок, во взгляде снисходительность.

Как он может, отвечая, еще больше запутывать. Сбивать столку, разбивать броню и одновременно притягивать.

— Давай конкретно, для чего сегодня я тут?

— На тумбочке нож и бокал. Наполни его своей кровью, — монотонный голос, словно ничего особенного не сказал.

— Все сводится к обычным вампирским потребностям, — усмехаюсь.

— Ты вправе полагать именно так.

Он не пытается спорить. Что — то доказывать. Он разыгрывает со мной только ему ведомую партию.

— Так подойди и выпей, к чему нож, бокал? Вонзи свои клыки, присосись, как истинный кровосос, — оглядываюсь, на тумбочке вычурный нож, украшенный драгоценными камнями и пузатый бокал.

— Если ты испытаешь на себе мой укус, то станешь зависимой от этого удовольствия, — откидывается назад, откровенно скользит взглядом по моему телу.

— Что? Серьезно? — тут меня пробивает на смех. — Князь изволили шутить? Меня кусают, а я тащусь от этого? А ты, такой благородный, решил меня защитить?

— Укус привяжет тебя ко мне, и все твои мысли будут подчинены жажде, доселе тебе неведомой, — слова звучат интимно, вызывающе, и при этом дико и странно. Не верю я в подобную чепуху.

— И чего ж ты не используешь возможность? Исходя из твоих слов, я ж тогда на все буду согласна? — продолжаю ухмыляться.

— На данный момент не хочу превращать тебя в безвольную рабыню.

— Ага, очень смешно, от укуса вампира я потеряю голову и буду ползать за тобой на коленях и просить добавки, — смеюсь. Кто в здравом уме поверит в эту ересь?

— Хочешь убедиться в правдивости моих слов? — что — то такое мелькает в его глазах, отчего смех застревает у меня в горле.

— Нет, — беру с тумбочки бокал и нож, — Мне в любом случае не надо, чтобы твои клыки в меня впивались, — морщусь. Изображаю на лице омерзение.

Но вот, по правде говоря, в душе у меня нет ни страха, ни отвращения, даже какая-то странная дрожь появились, похожая на предвкушение, словно темная часть меня этого хочет. Бред. Это все нервы. Это все вампирский город и игры моего воображения.

Смотрю ему в глаза. Не прячу взгляд. Решительно провожу ножом по запястью. Представляю, как втыкаю его в князя. Уверена, он читает это по моему взгляду. Вижу это по его ухмылке. Боль, ее практически нет. Куда больше болят раны, что никогда не затянутся на сердце, будут вечно кровоточить.

Подношу бокал к запястью. Работаю пальцами, чтобы усилить кровотечение. Вампир с виду не меняется. Не показывает эмоций, только тьма в глазах меняет свои очертания, клубится, пылает, там меняются тени, вспыхивают огни, точно калейдоскоп. Ощущаю странное чувство темного единения. Словно от князя ко мне тянется тончайший луч, он норовит меня опутать, привязать, а внутри нет сопротивления, только странный душевный подъем, адреналин ударяет в голову.

На какое-то время даже забываю, что моя кровь стекает в бокал. Попадаю в его тьму, блуждаю там, кутаюсь в бархатный черный шелк, и душевная боль отступает, странная эйфория охватывает, забытье, о котором порой исступленно молю небеса.

Дико странный и сбивающий с толку момент. Уж чего я не ожидала, это того, что испытаю столько разнообразных эмоций, пока буду отдавать свою кровь. А если и правда его укус так действует?! Проталкиваю застрявший в горле ком. Тут полностью согласна с князем, мне лучше подобного не пробовать.

— Принеси мне, — слова легко касаются тела, еще больше усиливают странные эмоции.

И не возникает даже мысли о сопротивлении. Встаю с постели, слегка пошатываясь, подхожу к князю. Протягиваю ему бокал. От него пахнет свежестью, сладкой мятой и лаймом. Черные блестящие волосы, загнутые ресницы, огромные омуты глаз, его лицо вблизи завораживает настолько, что я бесстыдно пялюсь, не в силах отвести взгляд. И мне плевать, как я сейчас выгляжу, голая, совсем рядом с ним. Стыд ушел. Все ушло, остался только князь и адреналин, блуждающий в моей крови.

— Приятного кровопития, — протягиваю бокал.

Князь забирает. Не прикасаясь к моей руке. Не отводит взгляда. И я остаюсь стоять на месте, не отхожу. Смотрю сверху вниз. Скольжу глазами по распахнутому на груди халату, по отливающей бронзой коже, и впервые я хочу прикоснуться к мужчине, сама по собственной инициативе.

Стоп! Кэрол, опомнись! Он уже не мужчина. Труп. Мужиком он был за несколько сотен лет до твоего рождения. Это просто красивая оболочка. Все.

— Gracias, mi estrella, — бархатным шепотом, от которого покалывает мои соски.

Медленно подносит бокал к губам. Смотрю, как по прозрачным стенкам течет моя кровь к нему в рот. И такое ощущение, словно это я сама там, на дне бокала, я перетекаю в князя, растворяюсь, забывшись в его тьме. И получаю от этого странное удовлетворение, темный кайф.

Странный момент, интимный, гораздо откровенней, чем простая близость. Что — то происходит, чувствую, как внутри меня расползается теплый черный туман, как окутывает меня, и я плаваю в невесомости, и удерживают меня на плаву потрясающе красивые огромные глаза, сейчас именно в них сосредоточен центр вселенной.

Он делает один глоток. Медленный. Смакует. Словно дорогое вино. Вертит в руках бокал. Взмах ресниц, и взгляд снова прикован ко мне.

— Горькая, — в одном этом слове он умудряется передать всю боль, что лежит у меня на сердце мертвым грузом. Столько оттенков в одном слове, что я