Assassin’s Creed. Origins. Клятва пустыни - Оливер Боуден

– Что это были за слова?

– Не гони лошадей, сын защитника. Покажи свои деньги, и тогда продолжим разговор… быть может.

Я полез внутрь туники за монетами, и в это мгновение по каменному полу заскрипели чьи-то сандалии. Я порывисто обернулся ко входу. Оттуда к сцене вышел человек с обветренным и довольно наглым лицом. Одет он был в поношенную тунику, а у пояса висел короткий ржавый меч. Во всем его облике и движениях было что-то знакомое, но что именно – понять я не мог. «Наверное, это друг гонца», – решил я и тут же понял, что жестоко ошибаюсь. Гонец хмуро взглянул на незнакомца и снова повернулся ко мне.

– Это что такое? – рявкнул он, вцепляясь в свою сумку. – Что здесь происходит. Это ловушка? – сердито сверкая на меня глазами, спросил он.

– Нет, нет, – забормотал я.

Меня пугало не появление незнакомца, а упущенная возможность узнать слова, заставившие моего отца уехать. Я вдруг почувствовал себя очень одиноким.

– А я бы так не сказал, – ухмыльнулся незнакомец. – По-моему, это превосходная ловушка.

Человек с коротким мечом задрал голову, пошарив глазами по верхним ярусам. Слова, произнесенные им, были словно пощечина для меня.

– Тута! – крикнул он. – Хватит прятаться. Покажись, малец.

Мое сердце ушло в пятки. Из темноты вышел Тута и стал медленно спускаться, пробираясь между сиденьями. Робкий, с понурыми плечами и свежим синяком под глазом, боясь встретиться со мной взглядом, он сошел вниз и встал рядом с отцом. Я почувствовал себя опустошенным. Это было заслуженное наказание за мою глупость и высокомерие. «Так мне и надо».

– Ты отлично потрудился, сынок, – похвалил Туту отец. – Свел обоих в одном месте, как и обещал. А теперь, наивные души, мы заберем ваши денежки. Вы ведь не возражаете?

Он угрожающе поднял меч.

– Тута, зачем? – вырвалось у меня. – Зачем ты это сделал? Я бы тебе заплатил. Ты же знаешь. Я-то думал, что мы…

– Друзья? – ехидно усмехнулся его отец, изрыгая зловоние перегара. – Нет, старина. Вы с ним не друзья. Он делает то, чтó я ему велю и когда велю. И дружит, с кем я скажу. Вы оба не того поля ягоды.

Его меч качнулся, указав на нас с гонцом.

– Выкладывайте деньги.

– Так ты с ними знаком! – зло бросил мне гонец. – Ты все это подстроил.

– Ничего я не подстраивал. Клянусь тебе, я здесь ни при чем. Мне хотелось узнать то, о чем я тебя спрашивал.

Я повернулся к Туте:

– Неужели твоя мать хотела бы видеть тебя таким? Жалкой тварью, не гнушающейся грабить тех, кто не сделал тебе ничего плохого?

– Хотела бы видеть? – переспросил отец Туты и снова ухмыльнулся. – Что мой малец тебе наплел?

– Значит, ты и в этом мне соврал? – накинулся я на малолетнего воришку. – Решил меня одурачить с ног до головы?

Тута громко сглотнул и отвернулся. Нижняя губа у него тряслась.

– Ну-ка, говори, чего еще он тебе наболтал, – потребовал отец Туты. – Я прямо умираю от желания узнать про сыновнее вранье.

– Он сказал, что твои жена и дочка сгорели во время пожара. А ты с горя запил.

Отец Туты запрокинул голову и расхохотался:

– А ты и уши развесил? Да ты, парень, еще глупее, чем я думал.

Меня окутало новой волной пивного перегара.

– Вижу, что про твое пьянство Тута не соврал. А его синяки подсказывают, какую еще правду он утаил.

– Ишь герой выискался! – глумливо воскликнул отец Туты. – Мой малец тебя сразу раскусил. Мелюзга, пытающаяся плавать наравне с крупной рыбой. Он сказал, что поймать тебя – раз плюнуть.

Я взглянул на Туту, стыдливо опустившего глаза. Его отец шагнул ко мне, уперев острие меча в мой подбородок. Слезящиеся глаза пьяницы застыли на моем лице. Он приоткрыл рот, показывая сломанные зубы. Их вид и вонь перегара пробудили в памяти лицо другого злодея, влезшего ко мне в окно, когда люди Менны напали на наш дом.

Нет, теперь я не задохнусь от страха. Я уже не ребенок, и меня не так-то легко испугать.

Другой рукой отец Туты вытащил у меня из-за пояса нож и швырнул на каменный пол. Нож упал с глухим стуком. Краешком глаза я заметил, как блеснули глаза гонца. Только бы он не вздумал потянуться за ножом. «Не рискуй! – хотелось крикнуть мне. – Не сейчас, когда я зашел уже так далеко». Меч пьяницы был острым, без зазубрин на лезвии. По моему горлу потекла теплая струйка. Кровь! Отец Туты теребил мою сумку.

Одной рукой ему не справиться.

– Тута, забери у него деньги, – раздраженно потребовал пьяница.

Не осмеливаясь взглянуть на меня, Тута отцепил сумку, вытащил мешочек с монетами и подал отцу. Из сумки выпало и запорхало по воздуху перо.

Гонец шагнул к валявшемуся на полу ножу.

«Не делай этого», – мысленно взмолился я.

– Тута, – обратился я к мальчишке, и сейчас же по горлу потекла новая струйка крови. – Хотя бы скажи гонцу, что я к этому непричастен.

– Господин, он совсем к этому непричастен, – твердо произнес Тута, глядя гонцу в глаза. – Это мы с отцом задумали, как обворовать вас двоих. А он, – Тута указал на меня, – своего отца разыскивает, и ему нужно услышать твои ответы. Он – хороший человек. За это я могу поручиться, если мое слово хоть что-то значит. Скажи ему то, что он хочет знать. Пусть успокоится.

– Пасть закрой, – огрызнулся на Туту отец. – Надоело твою трепотню слушать.

Он с размаху ударил сына. Тута отлетел в сторону и растянулся на камнях.

Гонец усмотрел в этом свой шанс. Пока отец срывал злость на сыне, гонец шагнул в сторону, подхватил мой нож и ринулся на пьяного мерзавца.

Удар достиг цели. Отец Туты взвыл от боли, а мой нож, оказавшись в чужой руке, впервые обагрился кровью.

Но удар гонца оказался торопливым и непродуманным. Он не сумел по-настоящему использовать свое преимущество и все смазал. Я никак и ничем не мог ему помочь. Гонец ранил отца Туты в бедро, пропоров тунику. Хлынула кровь. И тем не менее отец Туты, пьяный, а теперь еще и раненый, был более опытным бойцом и лучше владел оружием. Превозмогая боль, он взмахнул мечом и двинулся на гонца.

Нанести второй удар гонец уже не сумел. Сопя от напряжения, отец Туты нанес первый удар – прямо в живот своему противнику. Движение и звук меча напомнили мне прачек, колотящих белье на берегу Нила. За первым ударом последовал второй. Гонец скрючился, кашляя и морщась от боли. Жить ему оставалось считаные минуты, однако отец Туты ударил его в третий раз, уже просто со злости.

Затем раненый пьяница повернулся ко мне. Нога у него была мокрой от собственной крови, а лезвие меча потемнело от крови гонца.

– Ты, глупый маленький подлец, – проверещал он.