ГКЧП против Горбачева. Последний бой за СССР - Геннадий Янаев

— Упомянутая вами остановка сразу трех крупнейших табачных фабрик, две из которых находились (и по сей день находятся) в Москве, некоторые «мероприятия» в рамках пресловутой антиалкогольной кампании и многие другие рукотворные происшествия тех лет даже в глазах совершенно несведущих в политике граждан отнюдь не выглядели следствиями головотяпства, бесхозяйственности. Всем был очевиден злой умысел как чуть ли не единственная причина этих негодяйств. И, конечно же, правомерен вопрос: кто стоял за всеми подобными экономическими диверсиями в СССР? Горбачев? Какая-то неведомая нам тайная сила? Ведь, согласитесь, эти государственные преступления вполне подпадали под самые суровые статьи тогдашнего Уголовного кодекса и могли повлечь за собой не только длительные сроки заключения, но и высшую меру для злоумышленников? Отчего же они так рисковали? Кто дал им гарантии неприкосновенности?

— Детально прояснить ситуацию, пожалуй, мо гут лишь те, кто в эту широкомасштабную преступную деятельность был вовлечен. А эти деятели, как вы понимаете, откровенничать на сей счет не станут. Ясно одно: у Горбачева были все необходимые полномочия для того, чтобы подобные диверсии в стране пресечь. Не пресек. Не смог или не захотел? Если не смог, то почему? Если не захотел, то по какой причине? Понятно, что гигантский механизм разрушения экономики, основ государственности, права, социальной жизни был управляемым. А откуда он управлялся — из Кремля или какого-нибудь «Бильдербергского клуба» — наверное, все-таки не суть важно...

— В.А. Крючков рассказывал вам нечто такое, что до сих пор неизвестно российской общественности?

— Извините, как говорится, без комментариев...

— Почему?

— Закон запрещает публично отвечать на подобные вопросы, а я человек, несмотря ни на что, законопослушный. Это во-первых. Во-вторых, прекрасно осознавая, что далеко не все бывшие или нынешние представители государственного руководства соблюдают правила о неразглашении засекреченной информации, я, тем не менее, себе такого позволить не могу. Может, и хочется поделиться с согражданами кое-какими интересными для них сведениями, но, увы, не каждому это в нашем «демократическом» государстве позволено. Меня же, честно признаюсь, перспектива долгих, «за душевных» бесед с прокурорами и следователями во все не прельщает. Возраст уже не тот, да и здоровье...

— Одна из довольно распространенных версий, касающихся взаимоотношений Горбачева и Ельцина, гласит о том, что их вражда была хорошо срежиссирована. Ну то есть, возможно, они и недолюбливали друг друга, однако действовали вполне синхронно, по одному зло вещему плану. Вы можете опровергнуть такие догадки?

— А они и действовали по одному плану, делали «общее дело». Однако в то, что Горбачев с Ельциным искусно, мастерски играли роли непримиримых взаимных врагов, сам не верю и верить никому не сове тую. Их самая настоящая, обоюдная, лютая неприязнь была хорошо известна всем, кто их хоть немного знал. Для подтверждения этого приведу пример из собственной «биографии». Как-то раз под началом Горбачева мы проводили заседание Совета безопасности. Оно было рассчитано примерно на 40 минут (генсек собирался на какую-то встречу) и носило скорее формальный характер, то есть вполне можно было и без него обойтись. Так вот, перед этим дежурным мероприятием я предложил В.А.Крючкову эдакое шутейное пари, заявив: спорим, дескать, я сорву это заседание. Владимир Александрович согласился поставить бутылку коньяка на то, что у меня ничего не получится. Как только начали заседать, я обратился к Горбачеву: «Михаил Сергеевич, прежде чем перейти к повестке дня, хотел бы вот что спросить: до каких пор будем терпеть безобразия Ельцина? Неужели его никак приструнить невозможно!». И тут, как говорится, Горбачева понесло. Он все 40 минут посвятил рассказу о том, кто такой Ельцин, и даже чуть было на свою запланированную встречу не опоздал. Крючков с тех пор мне остался должен коньяк... Ну да ничего, «там» встретимся — сочтемся.

Олег Капитанов. Интервью с Г.И. Янаевым. «Ленинская смена», Нижний Новгород, 27 февраля 1993 г.

— Анатолий Лукьянов писал в тюрьме стихи, Валентин Павлов — статьи в газету, кто-то другой вел дневник. Вы тоже брались за ручку?

— В «Матросской тишине» я вел дневник. Но это отдельные, необработанные записи. Сейчас хочу написать книгу, где назову все вещи своими именами — кто все же изменник Родины и кто и как развалил Союз...

— Ходили слухи, что к заключенным по делу ГКЧП в «Матросской тишине» применялись насильственные меры медицинского воздействия.

— Поначалу мне давали какие-то непонятные таблетки, якобы для успокоения. Я их принимал недолго, потом отказался. Кстати, семье сразу передал: если вам скажут, что я покончил жизнь самоубийством или был застрелен при побеге, — не верьте. Это на всякий случай. Если говорить о медицинском воздействии... Не знаю... Но если люди выходят из тюрьмы с теми болезнями, которых не было, это о чем-то говорит...

— Что вы можете сказать о самоубийствах Пуго и Ахромеева?

— Когда я уже знал, что Горбачев приказал арестовать весь ГКЧП, то спокойно сидел у себя в кремлевском кабинете и ждал. Телефоны еще работали. Созвонились с Борисом Карловичем Пуго. Тот тоже ждал ареста, был спокоен. Разговор состоялся за несколько часов до его гибели. Я не верю в то, что этот мужественный человек, которого я знал многие годы, мог вот так запросто застрелиться, тут разбираться надо. Не верю и в то, что Ахромеев — патриот, защитник Родины — мог наложить на себя руки...

А вообще Боря и Миша (Ельцин и Горбачев. — Ред.) хотели нас как можно быстрее арестовать, чтобы не допустить на Съезд народных депутатов СССР. Неизвестно, приняли бы депутаты решение о самороспуске, если бы там были мы.

Андрей Ванденко. Десять вопросов Геннадию Янаеву. «Новый взгляд», Москва, начало декабря 1992 г.

— Кроме объективных причин, что еще может вызвать, по-вашему, столь резкое ухудшение здоровья практически у всех подследственных по делу ГКЧП?

— Я, естественно, не имею возможности общаться со своими товарищами по «Матросской тишине», поэтому об ухудшении здоровья ряда из них я узнал из печати. По состоянию здоровья следствие вынуждено было освободить из-под стражи В.Болдина и О.Шенина. Уже несколько раз побывал в больнице А.Лукьянов. Сейчас он снова, как и маршал Д.Язов, находится в больнице. Плохо себя чувствуют, катастрофически теряют в весе О.Бакланов, Плеханов. Из-за фронтовых ран и болезни практически не ходит на прогулки В.Варенников. Я лично считаю, что безнравственно держать под стражей боевого генерала, пронесшего в 1945 году по Красной площади Знамя Победы, вся вина которого в том, что он был в группе участников форосской беседы, а из Киева прислал пару телеграмм с требованием навести порядок в Москве. Эта политическая месть новых руководителей не имеет убедительного объяснения. Уверен, что суд, если он будет независимым, оправдает В.Варенникова.

Меня очень взволновало опубликование в прессе заявления дочери А.Лукьянова Елены о том, что «сейчас медицина уже заводит разговоры, что Лукьянов может сойти с ума. На днях ему в первый раз приводили психиатра. Вы понимаете, что происходит? Одних уморят неизвестно какими таблетками, потому что своих лекарств им пить не дают. Других упрячут в психушки». Если это так, то правовой произвол умножится и на кое-что пострашнее. Лично я готов к любому развитию событий. Не удивлюсь ничему. Могу предположить, что ухудшение состояния здоровья практически у всех моих товарищей — это следствие длительного содержания в тюрьме. Отсутствие квалифицированной медицинской помощи, пыльный воздух закрытого помещения, в котором мы находимся 23 часа в сутки, ограниченность движения, пища, общая атмосфера, моральный террор в средствах массовой информации, чувство несправедливости, невозможность что-либо доказать следствию — все это влияет очень негативно. Надо учитывать, что речь идет о людях в возрасте, с уже подорванным здоровьем. Ведь они прожили не безмятежную жизнь в тиши кабинетов, работая с 9 до 6, из редка «на кухне» поругивая власти. Они активно работали, не считаясь со временем и здоровьем, по укреплению того государства, которое успешно развалили «новые люди» и собственность которого, накопленную трудом, потом и кровью нескольких поколений, вожделенно делят властные структуры.