Кактус Нострадамуса - Елена Логунова

Я пошла по коридору на стук каблучков убегающей Машеньки, и она благополучно вывела меня из банка. На улице бледная дщерь Пьеро и Несмеяны с ходу занырнула в ближайшую аптеку, а я встряхнулась, разгоняя атмосферу тоскливого полутраура, позвонила Трошкиной и сказала:

– Алка, передай Броничу, что с «Бетабанком» я договорилась. Только не прямо сейчас передай, а в семнадцать сорок – сорок пять, ладно?

– Хочешь прогулять остаток рабочего дня? – догадалась умная Алка. – Ладно! Гуляй, заслужила!

И я пошла гулять в ближайший торговый центр.

До назначенной встречи с Зяминой шантажисткой оставалось четыре часа. За это время я успела вдумчиво изучить ассортимент восьми обувных магазинов.

На улице было ветрено и сыро, но в стеклянном кубе торгового центра пахло весной (новая коллекция ароматов в «Гав Рош»), пестрели всеми цветами радуги витрины магазинов женской одежды (финальная распродажа зимней коллекции в «Маре», тряпки нового сезона в «Бебешке» и «Пелеттоне»), и мне было тепло и радостно.

В приподнятом настроении я вернулась домой и в прихожей столкнулась с Зямой, который вместо подобающего вежливого приветствия с нескрываемым подозрением спросил меня:

– Дюха! Где мой замшевый пиджак?

– Откуда мне знать? – я пожала плечами.

Зямин пиджак из синей замши с настоящими серебряными пуговицами я надевала всего лишь трижды, и только два раза из трех совсем без спросу.

– Спроси мамулю, она недавно купила себе подходящую блузочку цвета металлик, – посоветовала я.

– Ма-а-а-ам!

Братец, мгновенно уловивший возможную связь между своим пиджаком с блестящими пуговицами и мамулиной металлической блузкой, обиженно взвыл и убежал вглубь квартиры.

Я скрестила руки на груди и приготовилась ждать. Было очевидно, что Зямка еще не готов к выходу.

Мой дорогой (во всех смыслах) братец жуткий модник, он даже дома не одевается как попало, а уж на люди даже под страхом смертной казни не появится в виде, который считает не кондиционным.

Встреча с шантажисткой, обвинение в убийстве, обнищание из-за утраты пяти тысяч долларов – на фоне неожиданной пропажи замшевого пиджака все отступило на второй план. Теперь либо Зяма найдет этот самый пиджак, либо станет переодеваться, придирчиво формируя новый гармоничный ансамбль с другим предметом верхней одежды.

Я открыла шкаф, чтобы загодя изучить варианты. Иногда братец благосклонно принимает мои советы по части нарядов. Все-таки у меня не совсем плохой вкус.

В Зяминой секции платяного шкафа вещам было тесно, а мыслям просторно. Я моментально задумалась: ну куда, с чем и – главное – зачем молодой мужик нормальной ориентации может надеть куртку-косуху из розовой кожи или вельветовый с бисерной вышивкой тренч? А белый норковый полушубок с искусно выбритой на спине картиной – копией средневековой гравюры Альбрехта Дюрера «Носорог» из «Истории животных» Конрада Геснера одна тысяча пятьсот пятьдесят первого года издания?!

– А это еще что такое? – с еще более возросшим изумлением вопросила я, обнаружив в шкафу среди тужурок, фраков и лапсердаков квадратное полотнище в красно-белую клетку – слишком большое для шейного платка и слишком маленькое для палантина.

О боже (в данном случае, о Аллах), неужели это куфия, в наших широтах более известная как арафатка – неотъемлемая часть мужского гардероба в арабских странах?!

Несмотря на богатое воображение, я затруднялась представить себе братца в этом экзотическом головном уборе.

– Я хочу это видеть! – сказала я, решительно сдернув полотнище с вешалки и сунув его в руки вернувшемуся Зяме.

Руки его как раз были пустыми – по-видимому, заподозренная в прихватизации замшевого пиджака мамуля в совершении преступления не созналась.

– Что это? – нахмурился братец. – Зачем это мне?

– Мне тоже любопытно, зачем тебе это, – призналась я. – Ой! Зямка! Ты же не хочешь завести гарем?!

– Мысль интересная, но с чего это вдруг? – удивился Зяма.

– Арабы держат гаремы, – напомнила я.

– Аллах им в помощь, а я тут при чем?

– При том, что одеваешься, как араб, разве нет?

Некоторое время мы смотрели друг на друга озадаченно, как два барана. Потом Зяма заорал:

– Мам! Почему это я похож на араба?!

Прежде чем до нас донесся ответ мамули, из кухни с нескрываемой обидой и даже с негодованием откликнулся папа:

– Чего-о-о-о?!

– Папуля, это шутка! – быстро сказала я и покрутила пальцем у виска, показывая Зяме, что он дурак.

Мамуля у нас красавица, а папуля – ревнивец, и даже тени подозрения в супружеской неверности достаточно для того, чтобы он схватился за оружие. Теперь, когда полковник Кузнецов ушел в запас из своих бронетанковых войск, это уже не так опасно, но и в аплуа кулинара-изобретателя он имеет под рукой множество неуютных предметов, вполне подходящих для победоносного рукопашного боя.

– Вот получишь по кумполу сковородкой, будешь думать, что говоришь! – шепотом напророчила я глупому братцу.

– Мам, я не похож на араба! – заорал Зяма.

– Он на папу похож! – подтвердила я. – Очень. Просто один в один!

– Только без сковородки, – справедливо заметила мамуля.

Она возникла на пороге гостиной – красивая, строгая, со взглядом, устремленным в нездешние дали, и с планшетом на сгибе руки. Прямо-таки «Мадонна с айпадом», Рафаэля на нее нет!

– Какой араб, родная? – не опуская сковородку, зловеще поинтересовался папуля.

По тону его чувствовалось, что тему он только наметил, но готов развернуть примерно так: «Какой-такой араб, когда, где именно и как долго был у тебя, моя родная Дездемона?!»

– У Дездемоны араб, вернее арап, то есть мавр, был на законных основаниях, – некстати заспорил мой внутренний голос.

– Цыц, – окоротила его я.

И, чтобы папуля не подумал, что это я ему говорю, изобретательно соврала:

– Зяма для маскарада разжился платком-арафаткой, но мне кажется, что он все равно не сойдет за араба. Видно же, что рожа рязанская!

Папуля, чьи предки по линии отца жили как раз на Рязанщине, немного расслабился. Угол наклона боевой сковородки уменьшился.

– Покажись в арафатке, – потребовала заинтересовавшаяся мамуля.

Зяма развернул просторный красно-белый плат, с сомнением посмотрел на незамеченное мною ранее коричневое пятно и неохотно накрутил себе на голову корявый тюрбан.

– Это больше подходит для Индии, чем для Аравии, – мамуля вынесла свой модный приговор и удалилась.

– Точно, для Индии! – Зяма сдернул с головы платок и сунул матерчатый ком мне в руки. – Дюха, дарю!