Инородное тело - Ирина Градова

Едва встретившись с ним взглядом, я тут же поняла, что беседу о Денисе придется перенести: давненько я не видела на лице Андрея такого потерянного выражения.

– Что случилось? – выпалила я, падая на стул и даже забыв поцеловать любовника. – Ты похож на покойника!

Обычно я избегаю сильных выражений – профессия медика накладывает свой отпечаток, и такие серьезные темы, как болезнь или смерть, становятся табу и не подлежат обсуждению вне работы. Тем не менее, глядя на Андрея, я просто не смогла подобрать других слов.

– Нужно поговорить, – сказал он. Тон его голоса был каким-то деревянным, словно слова давались Андрею с трудом. Привыкшая к его невозмутимости и способности в любых обстоятельствах рассуждать здраво, я не желала признавать, что и он может проявить слабость и растеряться.

– Это касается Никиты, – добавил Андрей.

Теперь, по крайней мере, мне стало ясно, почему он так озабочен. Никита был ему как сын – с собственной дочерью Андрей находился в весьма натянутых отношениях, а вот с пасынком бывшей жены от второго брака общий язык нашел легко. После того как Андрей спас жизнь Никите во время войны в Осетии и уберег его ногу от ампутации, парень считал его своим вторым отцом[6]. Андрей всегда трепетно относился к делам Никиты, и теперь, похоже, речь шла о серьезной проблеме.

– В чем дело? – спросила я озабоченно.

– Никите грозит серьезное разбирательство.

– Толмачев может иметь к этому отношение?

Андрей кивнул.

Нет, этот человек прямо-таки вездесущ! Только стоит подумать, что он отказался от попыток скомпрометировать ОМР и таким образом отомстить нам с Андреем, как он снова всплывает из небытия и отравляет нам жизнь! Впервые он влез в наши дела, когда, сместив Андрея, «водрузил» самого себя на пост директора Отдела и едва его не развалил, поувольняв или заставив сбежать практически всех сотрудников. Затем Толмачев погорел на деле о вакцине от гриппа и был отстранен. Андрея вернули на его место, но Толмачев не отказался от попыток уничтожить его и попытался отыграться на деле моего давнего приятеля, онколога Кан Кай Хо[7]. К счастью, нам снова удалось ему помешать и найти настоящих виновных. И вот теперь – опять он!

– Никита чист, как первый снег, – что у Толмачева может быть на него? – недоуменно спросила я.

– В этот раз все выглядит чертовски неприятно, – ответил он. – Никиту могут обвинить в торговле препаратами крови.

– Что?! Это же чушь собачья!

– Ты права – чушь, но это нам с тобой ясно, а Толмачеву… Ты хоть представляешь, как он обрадуется, сообразив, что через Никиту сможет добраться до меня?!

– Расскажи, что случилось, а то пока все, что ты мне говоришь, – криптография какая-то! Одна голова хорошо, а две – сам знаешь.

– Потому-то я тебе и позвонил – больше никому об этом пока что знать не следует. Ко мне пришла женщина с обвинениями в адрес группы врачей из ФГУ: во время операции по пересадке почки ей, похоже, занесли гепатит С.

– Боже мой! – в ужасе я прикрыла рот рукой. Такие ситуации – кошмар любого оперирующего врача, но от них, к сожалению, никто не застрахован. – Это точно? – спросила я. – Может, она еще раньше…

– Мы проверили: пациентка поступила в больницу с нормальными анализами. До операции других хирургических вмешательств не было, примерно в течение года. Но это еще не все.

– Боже мой, что еще-то?!

– Жалобщица утверждает, что Никита стребовал с нее деньги за кровь.

– За ту самую, с которой ей занесли гепатит?!

– Ага.

– Вот же…

– Согласен.

– Но погоди – при чем тут Никита? Кровью же занимаются отделение переливания крови и трансфузиолог?

– Никита – ведущий хирург в бригаде. Эта Журова, пострадавшая, утверждает, что не разговаривала непосредственно с Никитой о переливании. Вернее, он, конечно, предупредил ее о том, что кровь потребуется, но о деньгах не сказал ни слова. Журова беседовала с кем-то другим и именно ему передала конверт с деньгами, который принес ее муж.

– Значит, с трансфузиологом?

– Я с ним уже говорил – он все отрицает.

– А Никита?

– Он вообще понятия не имеет, о чем речь, – возмущен и растерян.

– Разумеется, разумеется… Главное, что мы с тобой в нем уверены, так?

– Нет.

– Что-о?!

– Да я не о том, что я не уверен, я о Толмачеве.

– Журова ходила к нему?

– Она ходила в Комитет. Там ей дали адрес ОМР и Комиссии по этике. Слава богу, сначала она пришла ко мне!

– Но Толмачев обо всем узнает?

– Непременно: Журова полна решимости.

– Я бы тоже была – на ее месте!

Андрей опустил голову на руки:

– Не представляю, что делать!

– А прокуратура, полиция? – спросила я. – Журова подала заявление?

– Естественно, но ты же понимаешь, они не слишком обеспокоены – говорят, трудно доказать, что гепатит занесли именно во время этой операции.

– Я же говорила!

– Ты не понимаешь – так считает прокуратура, а Толмачев уж точно не преминет меня как-то задеть, можешь не сомневаться!

– Да я и не сомневаюсь, – кисло ответила я. – Они хотя бы опросили операционную бригаду?

– Да, но только сейчас, узнав, что делом занялись мы, представляешь? И, похоже, козлом отпущения может стать Никита.

– Ты говоришь, трансфузиолог ничего не знает о плате за кровь?

– Утверждает, что даже не виделся с пациенткой. У нее, между прочим, редкая группа, но он заверил меня, что никаких проблем не предвиделось, потому что кровь и плазму заказывали в НИИ гематологии и трансфузиологии и ее должно было хватить.

– И кто же тогда разговаривал с Журовой?

– В том-то и вопрос! Но для Толмачева это не будет иметь значения: он насядет на Никиту и скажет, что тот, естественно, не стал бы сам разговаривать с Журовой, а подослал бы кого-то из бригады, а то и вообще какого-нибудь «левого» человека, чтобы потом отбрехаться…

– Ну, врачи частенько этим занимаются – требуют с пациентов деньги за кровь, а ее иногда вообще не переливают, но как пациент об этом узнает, находясь под наркозом? – напомнила я.

– Да, но с Журовой содрали двадцать пять тысяч!

– Сколько-сколько?!