Лето - Али Смит

Роберт Гринлоу сделал ножницами такой же аккуратный край.

Офисным пластилином приклеил обе фотографии на стену.

Альберт Эйнштейн на стене грустно-радостно смотрел мимо Роберта Гринлоу в глубь его комнаты.

Что вообще это значит – воплощение терпеливости в точности?

Ой-ой-ой. Когда он начинает задавать себе вопросы…

скукота.

е) он переходит на свой профиль в МОРЕИСТЯЗАНИЙ.

а + б + в + г + д + е =?

Уже. Новая Жертва на Осле. Покамест не раскололась. Роберт Гринлоу заставляет лакеев связать Жертве руки за спиной и подвесить ее к стропилам.

Хруст. Вывих.

Все равно ни фига.

Затем Жертва нажимает на кнопку. «Я буду говорить».

Ох.

Роберт Гринлоу вздыхает, как древний тиран, который насмотрелся этого вдоволь.

Скукота.

Выключает щелчком игру, пока Жертва не дошла до конца и не спаслась.

Почти жалеет, что не пошел-таки в школу.

Интересно, время еще у нее на руках, ха-ха?

Интересно, кто там внизу?

Роберт Гринлоу бесшумно выходит из своей комнаты и опять становится на чердачные ступени. Затем бесшумно спускается по лестнице. На середине последнего пролета Роберт Гринлоу садится, повыше задирая ноги над следующей ступенькой, она ведь скрипучая.

Мать рассказывает гостю о том, как гордится своими детьми, какие они умные, как один в очень раннем возрасте, возможно, лет в восемь, сказал за ужином, что если бы телесериалы были не хуже планеты Цереры и богини Цереры, то мы бы наконец-то реализовали свой истинный человеческий потенциал, и как они с Джеффом поразились, что их дети разбираются в космосе и мифологии и прочитали обо всем этом сами.

Ну да, это я была, – слышит он голос сестры.

Это не она про Цереру сказала, а он. Она-то ни фига ни о чем не знает.

Гостья, видимо, представительница образованной элиты. Она приехала сюда, потому что проводит какие-то исследования в Уэртинге и переночевала в здешней гостинице. Гостья что-то говорит, но Роберт не может разобрать. Затем она говорит:

…и это делает тебя террористом. Сейчас они значатся как террористическая группа.

Все смеются.

Мать рассказывает, как однажды кто-то разбил лобовые стекла у всех машин на улице.

Его эко-логичная сестра начинает пороть чушь о том, что, если пользоваться солнечными батареями и есть мясо только раз в неделю, от этого не будет ни холодно ни жарко.

Это и правда ужасно. Но новое поколение ответственной молодежи с этим разберется, – говорит мать. – Слава богу, у нас есть молодежь. Ей я доверяю.

Ну да, вот именно. Сваливайте на нас ответственность за все, что вы натворили, но не давайте нам никакой возможности хоть что-нибудь изменить, – говорит сестра.

Мать как-то оправдывается за свою революционерку-дочь.

Ну да, потому что планета вообще-то в опасной близости пиздеца, – говорит сестра.

Не ругайся. И дорогая, – говорит мать, – все ведь не так просто.

Да, непросто, – говорит сестра. – И оттого, что ты меня поучаешь, проще ничуть не становится.

Гостья говорит что-то о том, как важно иметь право голоса.

Чуть ли не в унисон мать с сестрой начинают рассказывать гостье о подружке отца.

Гостья: Перестала говорить?

Мать: Перестала, и все. Не может произнести вообще ни звука.

Гостья: Голос потеряла?

Сестра: Ну да, но это не просто потеря голоса, а как бы что-то еще.

Мать: Она буквально утратила способность издавать любые звуки. Если мы подходим к соседнему дому, она лишь пожимает плечами. Даже когда Саша наступила ей на ногу, когда она этого не ожидала…

Сестра: …посмотреть на реакцию, а не из вредности или желания сделать ей больно…

Мать: …даже тогда…

Сестра: Она просто широко раскрыла рот и – ни звука, хотя по лицу было видно, что ей больно. Я извинилась, сказала, что пыталась помочь, потом мы спросили, а если попробовать неожиданно обжечь ей руку горячей чайной ложкой, ну знаете, чего меньше всего ожидаешь? Но она написала на бумажке: «Ничего не помогает, думаете, я сама не пробовала?»

Гостья: Она пыталась обжечь себя? Чайной ложкой?

Мать: По-моему, она просто имела в виду, что пробовала, не знаю как, заставить себя крикнуть.

Гостья: Подсознание не проведешь.

Мать: Думаете, это что-то психологическое? Думаю, это на сто процентов психологическое. Я так и сказала. Разве я не говорила, Саша? Я сказала: психосоматика.

Сестра: Как у Греты.

Мать: С чего это?

Сестра: Она тоже перестала говорить.

Мать: Нет, там вся суть в том, что она заговорила: Гарбо разговаривает, Гарбо смеется. Отец говорил: «Идеальная женщина, пока не заговорила. [изображает брэдфордский акцент своего отца] Не надо было ей рот открывать. После этого все под откос». [снова своим обычным голосом] Так вот прям и говорил!

Сестра: Да нет, мам. Грета Тунберг. В детстве она пришла в шок, когда осознала, что происходит с Землей, и даже утратила дар речи. А потом осознала: вся суть в том, что она должна говорить. Должна пользоваться своим голосом. Я даже спрашивала об этом Эшли.

Мать: О чем спрашивала?

Сестра: Может, все дело в мире, может, она пыталась спасти мир? И она написала в блокноте: «Больше нет».

Роберт Гринлоу, проницательный толкователь своего времени и времен, сидит посредине лестницы, как в детском стишке А. А. Милна[15], и слово в слово вспоминает одну из бесед, которую вел с подружкой отца.

Подружка отца: Во времена беззакония всегда нужно быть готовым заговорить, громко выступить против него.

Роберт Гринлоу: Тогда тебя убьют одним из первых.

Подружка отца: До этого дело не дойдет, если выступит достаточно людей.

Роберт Гринлоу: Ну да, а что, если дойдет?

Подружка отца: Если дойдет, то я не боюсь: пусть убивают, если хотят, ведь я верю и знаю, что после меня придет гораздо больше людей, чтобы говорить и выступать так же громко.

Роберт Гринлоу: Их всех тоже убьют.

Подружка отца: Справедливость все равно восторжествует.

Роберт Гринлоу: Ну да, но это целиком зависит от того, что люди, составляющие законы, решат называть справедливостью.