Гремучий Коктейль 3 - Харитон Байконурович Мамбурин

— Так ставишь вопрос, да? — задумался блондин.

— Матвей Евграфович, — тут уже я оскалился, — Мы друг друга убивать будем или как?!

— Не будем! — неожиданно просиял гвардеец, — Мне пришла в голову отличная мысль, княже ты наш юный! Не хмурься, очень даже здоровская, тебе будет интересно. Но потом обговорим. Да, потом. Пока я с тебя должок стребую, а потом уже, послезавтра, мы с тобой предметнее поговорим. И давай на «ты»! Князь всё-таки!

— То есть, свое спасение от кислоты с солями, ты в расчет не берешь? — кисло спросил я. Еще бы, будет этот гад прогибаться, когда я буквально родич его кровникам. Пусть вынужденно, пусть произволом монарха, но всё же.

— Не беру, — гнусно ухмыльнулся мне «чумной волк» империи, — Будем считать его твоим личным дипломатическим успехом, парень. Так что давай, разбегаемся, а завтра ты в десять утра как штык у Радожского парка, чистый, причесанный, трезвый и один как перст. Пять минут работы и мы начнем наши отношения с чистого листа! Обещаю, не пожалеешь! Ни ты, ни твоя княгиня!

Важный нюанс не прошёл мимо моего сознания. Я назвал Кристину женой и княгиней, чтобы намекнуть злодею, что она уже не Тернова. Он намекнул, что понял и даже принял. Если я сыграю на его поле.

— И чем мы там будем заниматься, Матвей?

— Мы? Ничем. А вот ты будешь кое-кого убивать, — подбросил на ладони мензурку с кислотой огромный блондин, — Больно и обидно.

Глава 6

Шевалье Эгюр, год уже как утративший титул виконта по милости собственного дяди, человеком был одновременно предприимчивым и азартным. Хотя предприимчивость, по профессиональному мнению Парадина, заключалась лишь в том, что француз обладал невероятно острым чутьем на момент, когда нужно смазывать лыжи из какой-либо страны. Всё остальное, что удерживало французского бретёра средней руки от позора нищеты, держалось на двух его слугах, доставшихся Эгюру от отца. Скованные родовой присягой, эти талантливые ребята держали на плаву шевалье-растратчика, шпионя и вынюхивая секреты, которые затем продавал их господин.

Однако, с приездом в Петербург, у этой компании авантюристов всё пошло не так. Тщательно спланированный Парадиным несчастный случай во время кабацкой драки стоил обоим ловким простолюдинам жизни. Шевалье, моментально поняв, что у него начались совсем уж черные дни, решил, что единственно верным путем хоть как-то поправить ситуацию, будет вызвать огромного неуклюжего громилу (с невероятно дорогим манациклом) на дуэль, дав ему возможность откупиться. Матвей, конски ржа, откупаться отказался, ну а об остальном догадаться было легко — узнав, что он вызвал на бой практически бессмертного, шевалье явно заложил кому-то душу, чтобы оплатить покушение, которое, в итоге, провалилось.

Теперь оставалась лишь сама дуэль. Точнее, скучная, неблагодарная и совершенно бесполезная казнь, которая Парадину была откровенно не нужна, именно потому, что являлась публичной казнью, от которой он не мог отказаться.

— Как видишь, всё довольно просто. Этот уродец, Жан Эгюр, говорят, вчера даже нажрался всмятку на радостях, как получил моё оповещение о том, что выставляю замену, — говорил неспешно шагающий гвардеец, — Для тебя риска никакого нет, условиями сталь и Метода, так что просто парализуй французика, а потом нежно и ласково поруби. Дуэль до смерти, останавливать тебя никто не посмеет. Развлекайся, Кейн.

Развлекаться мне не захотелось, особенно при виде усатого майора полиции с бакенбардами, стоящего рядом с тощим моложавым типом и его двумя сопровождающими. Самого типа, уверенно разминающегося с саблей, полицейский не трогал лично, предпочитая громко и сердито орать на секундантов. Пока мы подходили, суть ора я уловил — мероприятия вроде дуэли до смерти не одобрялись короной чрезвычайно, если один из дуэлянтов принадлежал к подданным этой самой короны. Майор грозился, что ославит это событие как минимум в трех газетах, а еще подаст докладную, которая вполне может обернуться высочайшим неудовольствием по отношению к «разгульным бретёрам, нарушающим общественный покой и порядок».

Увидев Парадина, майор пришёл в бешенство.

— Опять вы?! — загрохотал он, быстро приближаясь к гвардейцу, но был им тут же обезврежен до состояния полушепота, которым они и начали переговариваться. Я продолжил наблюдать за своим будущим противником.

Француз. С саблей. Это почти как русский с длинным мечом, которого уже лет как двести-триста на дуэлях не видели, только француз. И с саблей. Взглянув на меня, шевалье усмехнулся, крикнув своим секундантам, что они получат полное удовлетворение буквально через несколько секунд. Если, конечно, сопляк достаточно благородного звания, чтобы скрестить с ним, Жаном Эгюром, клинки. Я, чуть повысив голос, сообщил на том же французском языке, что титул князя Дайхарда достаточно высок, чтобы и король Франции не уронил чести в подобной оказии. Француз осекся, бросил саблю в ножны и побежал к майору, видимо, убеждаться.

Странное ощущение. С одной стороны, пользуясь обрывками знаний лорда Эмберхарта, я прекрасно осознаю, почему шевалье поскакал проверить мои слова — это только в сказках дуэль дело для двоих. В суровой реальности за смерть молодого мстят старшие родственники. Мстят, обычно, страшно. С другой стороны — ну вот какая тебе, щегол, разница, с кем ты дерешься до смерти? Сначала убей, потом волнуйся…

Ничего в высшем обществе просто не бывает, запишите себе на лбу. Здесь вам не тут.

— Шевалье Эгюр предлагает изменить условия дуэли, — подошёл ко мне майор, — Сталь и книга, ваша светлость. Как вы на это смотрите?

— Никак не смотрю, господин майор, — тут же откликнулся я, — Условия останутся неизменными.

— Как пожелаете, ваше право, — кивнул представитель закона, передав мои слова шевалье. У француза нервно дёрнулась жилка на лице.

Сегодня с утра я дома оставил очень недовольную и нервничающую жену, которая, тем не менее, меня посвятила во все тонкости современных дуэлей между благородными. Рукожопы стрелялись из револьверов или специальных дуэльных пистолетов. Нормальные пацаны исповедовали принцип «стали» — то есть честного боя на рапирах безо всякой хренотени. В случае Парадина этот способ не подходил, так как его Лимит был постоянно активен, а чернокнигой «чумной волк» не пользовался… но не суть. Она, эта самая суть, была в том, что бретёры, ревнители и вояки исповедовали свою норму — «сталь и книга», что, по сути, уберегало этих забияк от внезапного кобзона от сопляка, которому в наследство досталась мощная Метода. Типа меня.

Француз, как и любой мелкий хищник благородного общества, чхать хотел на мою молодость и на архаичное оружие. Он хотел победить, поэтому здраво опасался незнакомого оппонента.

— Передайте чернокниги вашим секундантам, и к барьеру, господа, — с тяжелым вздохом приступил к своим обязанностям полицейский, — Не будем терять