Инсургент - Николай Романов

И что же дальше? Выходит, мы должны принимать мир таким, каким его организовали предки, таким, каков он есть, каков нам достался? Выходит, все мы – заложники своих недалеких пращуров, заложники нынешних высокомерных властолюбивых ублюдков?

Ну уж нет!

Помимо слова «договориться» существует слово «заставить»! Если властолюбивые ублюдки не хотят договариваться, надо покончить с ними и посадить на их место тех, кто понимает, какие действия на пользу человечеству, а какие – во вред! И вот эту задачу в самый раз сделать целью своей жизни. Это не то, что отомстить императорствующему подонку за жизнь матери!

Это намного важнее!

– Эй! – Катерина снова помахала перед лицом Осетра ладонью. – Ты опять витаешь в облаках, супруг мой?

Он недовольно мотнул головой, повернулся к ней, и она вдруг прикусила губу. Ибо поняла: где бы ее супруг минуту назад ни витал, мысли его были слишком серьезными, чтобы над ними подтрунивать.

Через пару дней речь за обедом снова зашла о политической ситуации в Галактике. Однако на сей раз беседа с общих межгосударственных тем быстро повернула на конкретные меркано-росские отношения.

– Мне кажется, – сказал Рашид, – что мы совершенно напрасно плетемся в кильватере политики Ордена. Вот помяните мое слово, рано или поздно устроят нам господа сайентологи козью морду. Голову дам на отсечение, что устроят! С них станется! Сильного ослабь, слабого сожри – таков извечный закон выживания. И нас он тоже касается… А вы как считаете, Остромир?

Остромир Приданников считал абсолютно так же. Однако Остромир Криворучко мог иметь о затронутой проблеме и совсем другое мнение.

Катерина оторвалась от солянки и с интересом посмотрела на супруга. Ей определенно было небезразлично, как любезный сердцу Миркин выпутается из создавшейся ситуации.

Любезный сердцу Миркин задумался с недонесенной до рта ложкой.

Вообще говоря, ответить на заданный Ахметвалеевым вопрос можно было по-разному. Можно было возмутиться непатриотическим отношением к международной политике родной страны.

И прослыть трусом или глупцом.

Можно было согласно подхватить предложенное отношение.

И нарваться на провокацию.

Кто знает, с какой целью господин Ахметвалеев завел этот разговор? Может, кому-то требуется получить зацепочку на Остромира Криворучко, взять его на крючок да под жабры. Чтобы, кроме запланированной непосредственной работы на князя Петра Афанасьевича Белозерова, главу имперского разведывательного управления, непланово (с виду непланово, а на самом деле по разработанному плану) привлечь вышеназванного Остромира Криворучко в секретные сотрудники, услугами которых широко пользуется граф Василий Илларионович Толстой, глава имперской безопасности. А точнее, третье отделение его министерства, занимающееся охранным сыском…

– Знаете, Рашид, – сказал Осетр, не позволив паузе, взятой на размышления, затянуться более пяти секунд, – я полагаю, что политические пристрастия в нашей работе способны только помешать делу. Имейся они у меня, мое место было бы на трибуне Имперской Думы, а не в разведшколе.

Ложка отправилась по своему обычному маршруту.

«И пусть я лучше прослыву излишне осторожным, чем трусом или глупцом, – подумал Осетр. – Осторожность – качество, присущее мудрости, а мудрость, как любому известно, во все времена считалась государственно полезным личным качеством».

– Вы, дорогой Остромир, без сомнения, правы, – сказал Ахметвалеев. – Но ведь там, где вам придется работать, политические пристрастия, скорее всего, станут частью вашей работы.

Сотрапезник даже представления не имел, насколько истинны его слова.

Впрочем, об этом не имели представления и все остальные присутствующие. Кроме самого Осетра.

«Знал бы ты, где мне придется работать! – подумал он. – Ты бы тоже решил, что осторожность – качество, присущее мудрости».

Он коротко глянул на Катерину.

Супруга определенно была на его стороне – ее ответный взгляд (легкая хитреца вкупе с некоторым восхищением) говорил об этом явно и недвусмысленно. Так смотрят героини мелодрам, когда гордятся своим избранником.

– Полагаю, друг Рашид, что частью моей работы будут те политические пристрастия, которые пойдут на пользу моей стране.

Во взгляде Катерины жило теперь сплошное восхищение.

И никакой хитрецы – ни легкой, ни тяжелой.

– Здорово ты его срезал! – сказала она после обеда. – Может, он провокатор?

Осетр не согласился с ее подозрением.

Но только в том смысле, что Ахметвалеев был провокатором по отношению к нему, Осетру. Ибо быть провокатором как таковым разведчик имеет не только полное право, но и обязанность. В конце концов, провокация – один из методов работы разведчика.

Однако в глубине души он и сам продолжал подозревать Ахметвалеева.

Просто Катерине совсем не надо было знать о его подозрениях. Это не ее обязанность. И даже не ее право…

Он подозревал Рашида до того самого дня, когда супруги Ахметвалеевы после ужина – к этому времени они уже не ели росской пищи – попрощались с супругами Криворучко как-то особенно тепло.

А утром, на завтраке, их уже и след простыл.

И только в этот момент Осетр окончательно убедился, что они находились в разведшколе вовсе не по его душу.

Учеба продолжалась.

Все последние недели Осетр почти не вспоминал об Яне. Не то чтобы он ее забыл – просто она была словно спрятана на дальней полке в кладовой.

Как любимая детская игрушка, с которой играть на людях уже не по чину и не по возрасту… Зато, если вдруг останешься в доме один, когда не нужно строить из себя взрослого, можно достать ее, стереть с нее пыль и вдосталь насладиться тем счастьем, которое испытывал тогда, раньше…

Нет, забыть такую девушку попросту невозможно. Но работа требовала хотя бы сделать вид, что ты забыл.

И потому по ночам, когда ему дарила свои сладкие ласки Катерина, он не менее сладостно обнимал ее, а не Яну. Но, когда все заканчивалось, перед тем как заснуть, испытывал глухую ноющую тоску, очень похожую на боль в уставших, измотанных физической нагрузкой мускулах. И эту боль не могла заглушить лежащая на его плече голова посапывающей Катерины. И требовалось приложить немалое усилие из тех, что они учили на курсе аутотренинга, дабы изгнать эту боль и заснуть.

И увидеть во сне Яну!..

Однако до конца боль, видимо, не изгонялась, пряталась где-то глубоко в подсознании и оборачивалась вовсе не сном про Яну.

И просыпался Осетр среди ночи оттого, что Катерина осторожно дула ему в лицо. Когда это случилось в первый раз, он открыл глаза.