Загадочное дело Джека-Попрыгунчика - Марк Ходдер

Бёртон, почувствовав, что пальцы привидения уже не держат его так крепко, воспользовался этим и, рывком освободив голову, ударил плечами в живот существа и отскочил в сторону.

Привидение отшатнулось к противоположной стене. Уцепившись за нее, оно удержало равновесие, со злобой глядя на Бёртона. Они стояли лицом к лицу.

— Ты, ублюдок, послушай меня! — заговорило существо. — Ради твоего собственного блага, когда увидишь меня в следующий раз, не подходи ближе!

— Я тебя вообще не знаю! — закричал Бёртон. — И, уж поверь мне, скучать по тебе не буду и не расстроюсь, если никогда больше тебя не увижу!

Из груди привидения вырвались молнии и заплясали по земле. Существо на ходулях вдруг завопило и едва не рухнуло на землю.

Внезапно дикие его глаза слегка прояснились, и Бёртон увидел в них проблески рассудка. Чудовище посмотрело вниз, точно оглядывая себя, потом на Бёртона и заговорило намного спокойнее:

— Проблема в том, что мне не хватает времени. Ты стоишь у меня на пути и все осложняешь.

— Что я осложняю? Объясни наконец! — воскликнул изумленный исследователь.

Жуткая веретенообразная фигура шагнула вперед, зрачки существа сузились, став размером с булавочную головку.

— Женись на своей любовнице, Бёртон. Остепенись. Стань консулом в Фернандо-По, в Бразилии, в Дамаске, в любой долбаной дыре, куда тебя засунут. Пиши свои хреновые книги. Но, черт побери, оставь меня в покое! Понял? Отвали от меня!

Существо медленно присело, еще раз посмотрело на Бёртона и вдруг, выпрямив ноги, взвилось в воздух, совершенно вертикально. Бёртон глянул вверх, едва не вывихнув шею. Его враг взлетел высоко над крышами складов и растворился в тумане.

«Умереть, мой дорогой доктор! Вот последнее, что я должен сделать».

Лорд Пальмерстон

— Боже мой! — воскликнул лорд Пальмерстон. — Что с вами случилось?

Бёртон осторожно присел на стул перед столом премьер-министра. Все его лицо и тело было в синяках, под правым глазом — черный кровоподтек, губы рассечены и вспухли.

— Небольшое происшествие, сэр. Ничего серьезного.

— Но вы выглядите ужасно!

«Чья бы корова мычала», — подумал Бёртон.

Последние два года Пальмерстон принимал особый препарат для продления жизни, разработанный евгениками. Сейчас ему было семьдесят семь, и жить он собирался по меньшей мере до ста тридцати. Чтобы улучшить внешность, ему сделали косметическую операцию. Дряблую кожу подтянули, жировые складки удалили, пигментные пятна вывели. Морщины разгладили путем введения микродоз яда, вызывающего паралич мышц. В результате его лицо стало намного моложе, но, как ехидно отметил про себя Бёртон, принадлежало оно не человеку, а скорее, восковой кукле, сбежавшей из музея мадам Тюссо. В Пальмерстоне не осталось ничего естественного, он превратился в пародию на самого себя: у него было слишком белое, похожее на маску лицо, слишком красные губы, слишком пышные бакенбарды, слишком длинные и неестественно черные кудри, слишком облегающий бархатный синий костюм, к тому же он явно перестарался с парфюмом и двигался чересчур манерно.

— По-моему, — продолжал премьер-министр, — вас избили уже не в первый раз, так? Насколько я помню, из Абиссинии вы тоже вернулись со следами побоев на лице. Похоже, вы притягиваете к себе неприятности, Бёртон.

— Скорее неприятности сами липнут ко мне, — ответил исследователь.

— Хмм. Как бы то ни было, я ознакомился с историей вашей жизни и вижу в ней одно несчастье за другим.

Пальмерстон полистал какой-то журнал, лежавший перед ним на столе. Стол его, сделанный из красного дерева, был исключительно массивен и велик. Ниже края стола по всему периметру пролегала полоса орнамента со сценами эротического содержания, на которые Бёртон взглянул не без ехидства.

Предметов на столе было немного: блокнот с промокательной бумагой, серебряное перо в держателе, стеллаж для писем, графин с водой и стакан. Слева от премьер-министра находилось странное устройство из меди и стекла, которое время от времени с легким шипением выбрасывало струйку пара. Бёртон не понял, что это такое, но заметил, что часть механизма — стеклянная трубка толщиной с запястье — периодически исчезала внутри стола.

— Вы служили под командованием генерала Нейпира в Восточной Индии и, насколько я понимаю, выполнили для него несколько разведывательных операций?

— Да. Я знаю много местных языков и легко схожу за туземца. Так что он сделал разумный выбор.

— На скольких языках вы говорите?

— Свободно? На двадцати четырех и еще на некоторых диалектах.

— Боже, да это замечательно!

Пальмерстон продолжал перелистывать какие-то документы. «Неужели все это множество исписанных страниц — обо мне?» — с тревогой подумал Бёртон.

— Нейпир высоко ценил вас. Сменивший его Прингл — напротив.

— Прингл — слабоумная жаба.

— Неужели? Господи помилуй, я должен более тщательно выбирать людей на такие посты, не так ли?

Бёртон кашлянул.

— Прошу прощения. Я сказал, не подумав.

— Согласно вот этим документам, «говорить, не подумав» — еще одна ваша отличительная особенность. А кем был полковник Корселлис?

— Является, сэр, он еще жив. Это командир корпуса, во всяком случае, он был им, когда я встретился с ним впервые.

Пальмерстон попытался поднять брови, но они остались неподвижными на его туго натянутом лице. Он прочитал вслух:

«Вот Корселлиса бренное тело,

Остаток в аду, и за дело».

Уголок рта Бёртона дернулся. Он уже успел забыть свои юношеские вирши.

— Собственно говоря, он сам попросил меня написать что-нибудь о нем.

— И, я уверен, очень обрадовался результату. — Пальмерстон бросил на Бёртона испепеляющий взгляд. Его пальцы беспокойно забарабанили по столу. Потом он еще раз посмотрел на Бёртона, на этот раз задумчиво. — Вы служили в 18-м Бомбейском пехотном полку с 42-го по 49-й год. И все это время отказывались подчиняться приказам и регулярно брали отпуск по болезни.

— Все люди болеют, сэр. Тем более, Индия — не то место, где можно поправить здоровье. Что касается неподчинения — я был тогда молодым. Это единственное извинение.

Пальмерстон кивнул.

— Да, в юности мы все совершаем ошибки. В большинстве случаев это простительно, ошибки остаются в прошлом, к которому принадлежат. Вокруг вас, однако, они вьются с упорством альбатроса. Я имею в виду, прежде всего, ваше сомнительное исследование в Карачи и слухи, с ним связанные.