Майкл Джордан. Его Воздушество - Роланд Лазенби

«Я не связываюсь с водой» – известно, что Джордан не раз произносил эти слова впоследствии.

Уивер Экрс был относительно молодым кварталом, населенным по большей части черными, но там жили и семьи других рас, и уживаться им удавалось вполне мирно. Джеймс и Делорис приучали своих детей уважительно относиться ко всем людям, объясняя им, что от стереотипов толку мало. Нужно обращаться с людьми как с людьми, вне зависимости от их цвета кожи, – было их кредо. И действительно, по соседству с Джорданами на Калико Бэй-роуд жила белая семья, и дети без проблем играли со своими сверстниками. Открытость семьи и широта взглядов молодых родителей означали, что Джорданы были готовы идти на большие жертвы, чтобы подготовить своих детей к жизни в совершенно новом мире.

Толерантное отношение к окружающим стало отличительной чертой ранних лет жизни Джордана в Уилмингтоне. К третьему классу школы Майкл крепко подружился с Дэвидом Бриджерсом, белым соседом и одноклассником. Они продолжили тесно общаться и спустя много лет после того, как один из них стал мировой знаменитостью. Ребята вместе играли в бейсбол и катались на велосипедах, заодно исследуя леса и русла ручьев по всему Уивер Экрс. Бриджерс был сыном таксиста, его семья недавно перебралась из Южной Дакоты. Когда брак его родителей треснул, связь Бриджерса с Майклом стала лишь крепче. Они оба разделяли любовь отца Майкла к бейсболу, и Дэвид был желанным гостем в доме Джорданов. Бриджерс и Джордан поочередно играли роль питчеров в сильной местной команде Младшей лиги. Тот из них, кто не был питчером, занимал позицию центрального принимающего игрока.

«Перед каждой подачей я смотрел на Майкла, стоявшего в центре, а он показывал мне поднятый большой палец, – вспоминал как-то Бриджерс. – Когда на горке стоял он, я делал то же самое».

Одним знойным днем, еще до того как у Майкла развилась боязнь воды, они, думая, что соседи уехали и дома никого нет, пробрались к ним на задний двор, чтобы окунуться в бассейне. Хозяева дома увидели мальчишек и заставили их вылезти из воды, но сделали это так, что оба ребенка почувствовали расовый подтекст в их словах.

«Они увидели Майка и вышвырнули нас обоих со двора, – рассказывал Бриджерс. – Остаток пути на велосипеде мы проехали молча. Я спросил у него, знает ли он, почему они выгнали нас. Он сказал «да». Я спросил, переживает ли он на этот счет. Он сказал «нет». А потом просто улыбнулся. Я никогда не забуду этого. Он сказал: «Я хорошо охладился. А ты?»

Чтобы завести его, требовалось всего несколько слов, а порой было достаточно и едва заметной ухмылки. Вдобавок он обладал магической способностью создать конфликтную ситуацию практически из ничего. Это они все осознают позже. Он запоминал внешне казавшиеся бессмысленными подколки или жесты и глубоко отпечатывал их в своем сердце, где они хранились, сияя радиоактивным излучением, они были ядерными топливными стержнями его великого внутреннего пламени.

Только много позже публика придет к пониманию того, сколько внимания он уделял даже самым мельчайшим деталям, насколько был неспособен о них забыть. Многие наблюдатели полагали, что эти «конфликты» были поводом посмеяться для самого Майкла, считали их маленькими инструментами выплескивания спортивной злости и адреналина и что он шутя мог отбросить их в сторону, как только с ними было покончено, как только очередная победа была им добыта в пылу борьбы. Но он не мог отбросить их, как не мог, скажем, отрезать себе правую руку. Они были настолько же естественны для его натуры, как и его длинный язык. Многие из слов, глубоко оскорбительных в понимании Майкла Джордана, зачастую были весьма далеки от того, чтобы их можно было считать жестокими упреками, кроме разве что самых первых и, как окажется ясно потом, самых важных.

«Иди в дом к женщинам».

Из миллионов фраз и предложений, что произнес Джеймс Джордан в адрес своего младшего сына, эта станет самой ярко сияющей, словно неоновая вывеска, и помнить ее Майкл будет еще много десятилетий.

«Мой отец был человеком механики, – вспоминал потом Джордан. – Он всегда старался скопить денег, занимаясь починкой всех машин в округе. А мои старшие братья помогали ему в работе. Он просил их дать ему ключ девять на шестнадцать, и они давали. Он вылезал оттуда и просил меня дать ему ключ девять на шестнадцать, а я понятия не имел, о чем он вообще говорит. Он раздражался и говорил мне: «Ты ни черта не знаешь, что делаешь. Иди домой к женщинам»».

Слова отца зазвенели в его ушах, как вызов, брошенный его подростковой мужественности. Даже тогда, когда первые гормональные всплески начали уплотнять его черты, внешне он оставался невинным, словно херувим, что обожали его сестры и братья, как и мать, с восторгом заключавшая его в свои объятия. Но это была лишь маскировка.

Злые слова его отца забрались куда-то глубоко внутрь его существа и активировали там какую-то заблудшую цепь ДНК, породив мутацию его соревновательного духа: он стал настолько крепким, что казалось, будто он из титана. Они содержали в себе все то презрение, с каким Майкл сталкивался почти каждый день на протяжении всех лет своего взросления в доме Джорданов, оно проявлялось в поведении, в отношении к нему.

«Годы спустя, – вспоминала его сестра Делорис, – в первые месяцы своей карьеры в NBA, он признался мне, что отношение к нему отца и заявление о том, что Майкл совершенно бестолков, стали той силой, что мотивировала его… Каждое достижение, каждый успех были для него словно боевой клич, которым он сопровождал очередную победу над отцом и его негативными представлениями о себе».

Майкл и сам потом расскажет, что в детстве отчетливо ощущал более благосклонное отношение отца к Ларри, старшему брату.

Джеймс Джордан и сам столкнулся с подобным отношением к себе со стороны своего отца. О презрении Медварда к нему в семье хорошо знали. Джеймс подтверждал это, и именно такое презрение мотивировало его уехать из Тичи, чтобы доказать свою состоятельность службой в ВВС. Медвард гордился своим сыном, говорят члены семьи, но никогда не мог отыскать способа выразить это в разговорах лицом к лицу.

Джеймс отвечал ему своими аргументами снова и снова, добиваясь в жизни многого, о чем его отец не мог и мечтать. Этим часто занимаются отпрыски отцов, не баловавших своих детей одобрением. Даже не осознавая этого, они зацикливаются на необходимости дать опровержение своей несостоятельности и постоянно доказывают отцам их неправоту, вновь и вновь отказываясь «просто идти в дом». И продолжают это делать даже тогда, когда отец обратился в прах, словно подсознательно пытаются докричаться в бездну времени до своего старика в попытке его переспорить.

Примерно тогда же, когда он «посоветовал» Майклу жить среди женщин, Джеймс Джордан повесил на заднем дворе своего семейного дома баскетбольное кольцо, чтобы его сыновья могли играть. До той поры атлетическое образование в семье строилось на упражнениях с бейсбольным мячом: Джеймс делал подачи сыновьям, приучая их правильно отбивать мяч и любить бейсбол. В пяти-шестилетнем возрасте они уже играли в T-ball – бейсбол для маленьких детей. В семь-восемь лет мальчики перешли на следующий уровень, начав играть в лиге, где применяются машины для подачи мячей. Впервые противостоять живым питчерам они начали в возрасте девяти-десяти лет, тогда же открылась дихотомия в их талантах. Если Ларри то и дело выбивал синглы, то Майкл отбивал мяч в сторону забора.