За гранью возможного. Биография самого известного непальского альпиниста, который поднялся на все четырнадцать восьмитысячников - Нирмал Пурджа

под ногами или произойдет срыв при переходе через очередную трещину по дюралевой лестнице, то пройдет не один день, прежде чем меня найдут. Вскоре я уже шел на пределе физических и душевных сил, глаза наполнились слезами. Впервые за многие годы я почувствовал неуверенность в себе.

Черт, мне не хватит сил, чтобы дойти до лагеря II. Но и возвращаться назад не хочется.

Возникший внутренний диалог надо быстро прекращать, потому что негативные мысли ни к чему хорошему не приводят. Когда доводилось ранее оказываться в критических ситуациях, я использовал образ Сучи, чтобы вновь сосредоточиться и обрести решимость. Я думал о ней во время перестрелок, находясь под огнем противника, эти положительные эмоции служили топливом, с их помощью удавалось быстро «перезагрузиться» и сосредоточиться на выполняемой задаче. И теперь я снова прибег к этому способу и подумал о жене, о том, как она ждет, что я вернусь домой. Пошарив по карманам, я нашел смартфон и записал короткое видеосообщение. «Слушай, любимая, сейчас приходится сильно пахать, но я сделаю это…» Я не отправил видео, просто надо было выговориться и зафиксировать это. Затем постоял и подумал, можно ли как-то скорректировать дальнейший путь.

Давай же, черт побери, сделаем это!

Я постарался собраться, сделал несколько глубоких вдохов, и стало полегче. Короткий «разговор» с женой вывел из мрачного состояния, и я почувствовал прилив сил. Прохождение Западного цирка само по себе не особо сложное, подъем не крутой, лишь в нескольких местах требуются альпинистские навыки, в остальном же можно идти без особых усилий, перестегиваясь по перильным веревкам. Лишь пару раз стоило отклониться от маршрута, чтобы обойти трещины [13].

Я надел рюкзак и отправился дальше к лагерю II, где можно было отдохнуть в безопасности.

Бум! Бум! Бум! Я вновь нашел свой ритм, и каждый шаг теперь ощущался как победа. Бум! Бум! Бум! С каждым пройденным метром я приближался к цели.

Опыт на Дхаулагири показал, что на высоте можно быстро «сгореть», но я еще ни разу не сталкивался с последствиями такого выгорания. Это все еще было впереди. А пока я установил палатку во втором лагере и вновь чувствовал себя нормально. Перекусив, я поболтал с парой друзей-шерпов, а затем поднялся еще на сто пятьдесят метров, прежде чем вернуться в палатку на отдых.

Я рассчитывал, что эти сто пятьдесят метров дадут возможность лучше акклиматизироваться, и не начнутся головные боли, которые иногда возникали у меня на большой высоте во время сна.

Но я забрался слишком высоко. И вскоре, когда лежал в палатке, послышалось бульканье в груди – верный признак начавшегося отека легких, при котором в легочной ткани скапливается жидкость, начинает синеть кожа, а сердце колотится, словно в бочке. Без срочного надлежащего лечения были все шансы умереть.

Я лежал и прислушивался к своему дыханию и чувствовал нарастающее разочарование. Какая глупость! Эти сто пятьдесят метров сломали меня, и теперь каждый вздох давался с трудом.

Нимс, ты же должен понимать. Ты же альпинист и гребаный медик! Ты все знаешь о высотной болезни. Так какого черта?

Экспедиция на Дхаулагири дала ясно понять, что существует весьма тонкая грань между успехом и поражением, так же как в бою. Но я наивно надеялся, что военная подготовка вкупе с имевшимся опытом восхождений позволит избежать проблем на Эвересте. К тому же хотелось проверить свои возможности и подняться как можно выше.

Я ошибался. В высотном альпинизме грань между победой и поражением, наверное, еще тоньше, чем в бою, поскольку ко всему прочему добавляется высота и суровые условия высокогорья. Первые же сутки на Эвересте дали понять, что стоит зайти за черту, и последует катастрофа.

Я спустился в базовый лагерь, чувствуя смущение и неловкость, в надежде посоветоваться с врачом, восстановиться и внимательнее продумать стратегию восхождения. Однако доктор, к которому я обратился за помощью, думал иначе.

– Тебе нельзя наверх, – сказал, он, послушав через стетоскоп бульканье в моей груди. – Судя по всему, серьезный отек.

Однако я вспомнил о своем детстве, о «человеческом антибиотике» и решил, что стоит посоветоваться еще с кем-нибудь.

Что знает тот, кто меня только что обследовал? Я найду другого, кто поймет. Однако диагноз второго врача, к которому я обратился, звучал не менее пессимистично:

– Я не советую идти наверх в вашем состоянии. Будут проблемы. Первый доктор все сказал правильно.

Но и это меня не убедило. Эти ребята перестраховываются и работают так, словно в городской больнице. Но здесь-то базовый лагерь Эвереста! Здесь все рискуют в той или иной степени.

Так что мое мнение не изменилось.

Эти два дурака ошиблись.

Однако стоило окончательно убедиться. Я знал, что в базовом лагере работал знакомый врач, и смог разыскать его в надежде на более точный диагноз, который позволит вернуться на восхождение в течение ближайших суток. Однако вместо обнадеживающих слов последовал третий, окончательный вердикт:

– Нимс, чувак, вали с горы. У тебя отек легких, с этим не стоит шутить.

Вот дерьмо. В конце концов стоило отнестись к своему здоровью серьезнее. Я вернулся в Луклу на вертолете, чтобы провести несколько дней на меньшей высоте и заодно сделать рентген легких, и узнал, что поставленный диагноз может иметь далеко идущие последствия. Согласно медицинским журналам, которые я просматривал, сидя в интернете, отек легких не проходил быстро, а недолеченный имел свойство быстро прогрессировать. Поэтому наилучшим решением было отправиться домой и выздороветь. Если попытаться прямо сейчас вернуться на Эверест, восходить придется совсем в другом темпе, а несколько дней моего отпуска и так уже были потрачены впустую, плюс к этому сезон восхождений в этом году заканчивался.

И все же я по-прежнему хотел совершить восхождение. Я подлечился и стал думать позитивно, сказав себе, что все равно поднимусь без проблем. Сосредоточившись на успехе, я заставил себя поверить в него.

Была и еще одна отрезвляющая мысль о том, что восхождение в одиночку вряд ли осуществимо. Нужен был шерп, который бы помог, но даже и в этом случае подъем на вершину не становился легкой прогулкой. Когда дошло до выбора помощника, я постарался выбрать наименее опытного парня. Во-первых, потому, что еще оставалась надежда на серьезное испытание, во-вторых, шерпы – недооцененные работники, им недоплачивают. Альпинисты на Эвересте поднимаются налегке, тогда как их носильщики-шерпы тащат по тридцать-сорок килограммов груза: веревки, снаряжение, еду. Но зарабатывают они таким тяжелым трудом очень немного и не получают никакой известности. Однако стоит неопытному шерпу побывать на вершине Эвереста, как его услуги сразу начинают цениться