Лепестки роз на чёрном покрывале - Анна Бекиш

как оказалось Габриэля, который так же не ушёл. Он бережно прислонил к себе Ниянеллию, утешая в объятиях. Видимо она попросила шёпотом помочь, потому что он неожиданно возник в радиусе моего видиния. Разозлённый, готовый к битве, вокруг него бушевали воздушные потоки.

— Прекрати, Себастьян. Я не позволю причинить вред близняшкам.

— Габ… — переключил своё внимание на него тёмный — вовремя ты заявил о себе, встал на защиту. Пусть это будет уроком моей будущей жене, а то тащит всех подряд в постель.

За спиной всхлипнула Ниянеллия, заскрипел зубами отец, зашептались древнейшие золотые драконы. На всех плевать, кроме сестры, а с ней объяснюсь позже, ведь Себастьян не знает правды. Возможно мудрецы сомневались в сказанных словах. Раньше обоняние у драконов было развито лучше, возможности почувствовать кровоточащую рану, вожделение, симпатию, жажду в чём-либо или пот, выступающий на коже. Запах, присущий каждому был разнообразным, единственный в своём роду присущий одному, возможно так и выявляли истинных.

Тёмные драконы сильнее всех, именно поэтому их и опасаются. Мне предстояло увидеть всю мощь силы, подвласной хаосу. Себастьян сделал пас рукой, направляя субстанцию в Габриэля. Тот даже защититься не успел, поставить щиты, как оказался заперт в ловушке. Его окружали вибрирующие сгустки, сжимаясь, сдавливали, пытающееся перевоплотиться, тело.

За спиной кричала в агонии Ниянеллия, её не пускали, как и меня. Слёзы лились, не переставая. Я плакала, умоляя оставить парня в живых, извинялась за опрометчивость и уверяла, что добровольно отправлюсь к алтарю, лишь бы он не убивал его.

Мои мольбы так и остались висеть в воздухе. Никто не пришёл на помощь, пока субстанция поглощала воздушника, с громким хлопком схлопнулась, разлилась чёрной лужицей на полу. Всё, что осталось от Габриэля.

— Теперь ты… — заявил Себастьян в мои испуганные, широко открытые от впечатлений, глаза.

Рука уверенно потянулась к виску. Сил бороться не осталось. Я поняла, что угодила в ловушку, расставленную более опытными стратегами. Они найдут любой выход из ситуации. Кожу опалила боль, похоже, когда раскалённый предмет соприкасается с телом.

В детстве из любопытства я подняла раскалённый уголёк и тут же его выкинула. Это был урок филологии.

— Не стоит трогать то, про что ты не имеешь не малейшего понятия, принцесса — философски произнёс преподаватель, он специально развёл костёр и заставил смотреть на пляшущие огоньки.

Когда брёвна превратились в мерцающие красным угли, я протянула руку.

Сейчас ощущения совпадали, а значило это одно. Клеймили. Себастьян Депси поставил на меня клеймо, как на принадлежавшую ему скотину. Круг с чёрной окантовкой и выженной по центру буквой "Д" украшал висок. Теперь каждый мог видеть кому принадлежу и кто является хозяином тела.

— Ненавижу! — прошептала с опущенной вниз головой, скрывая полный ярости взгляд.

От боли я бы упала, если бы не друзья Депси с обеих сторон, которые продолжали поддерживать под руки.

— Взаимно, принцесса — безжалостно ответил он — я жду золотых драконов через сутки на границе, а сейчас не хочу тебя видеть будущая жена. Статуса невесты ты лишилась.

— Я превращу твою жизнь в ад — обменивались мы с ним любезностями.

Я в отчаянии, но не сломлена. Требовался отдых телу и духу, а потом я разработую новый план, без чьего-либо вмешательства. И от клейма избавлюсь, готова вырезать кусок кожи.

Глава 10

Спальня осталась такой же, как я её последний раз помнила. Широкая кровать с балдахином, на которой сидела, поджав к себе и обхватив ноги, раскачивалась из стороны в сторону. Дамский столик с зеркалом для наведения марафета. Там находились всевозможные баночки, бутылочки, флаконы с запахами на любой вкус, самый мой любимый был яблоко с корицей, как обожаемый десерт. Всегда расставленные в определённом порядке, они, практически все, были разбиты и многие валялись на полу. Создавали в углу облако невообразимого аромата.

Из гардеробной, в порыве злости, я вытащила платья, самые шикарные, и магически поиздевалась, разрезав на мелкие лоскуточки, которые украсили ковёр с длинным, бежевым ворсом. Учебники из книжного стеллажа, занимавшего всю стену, валялись с выдранными листами.

Так я провела первые часы по возвращению из академии. Отец запер меня, запретив кому-либо заходить и насильно увёл Ниянеллию за собой. Страх за судьбу сестры-близняшки подкатывал к горлу, но половина души ощущалась, значит она жива. Да, я и такого боялась. Ведь разрешил же отец клеймить меня, словно я стадное животное, пасущееся на поле.

Ненависть к тёмному безгранично росла и уже подумывала, что один из первых планов с убийством подходил как нельзя лучше.

Количество времени, проведённое в анабиозе, мне не известно. Я впала в состояние после разрушительной мощи, обрушевшейся на предметы. Висок жгло, немилосердно желала оторвать кусок кожи, но сдерживалась. Рано.

Скрип двери заставил вздрогнуть. Ниянеллия вошла осторожно. Какая-то потерянная тень, всё что осталось. Бледное лицо подчёркивало воспаленные глаза, после выплаканных слёз, сильнее проступили синяки под ними. Она пришла, одетая в простое, без намёка на украшения, платье, полностью закрытое. Голову покрывал платок, закреплённый на шее сзади и спускавшийся ниже талии.

За приближением наблюдала с нарастающей жалостью. В её положении виновата я, так глупо подставившая и убившая, хоть и чужими руками, её любимого.

— Прости! Прости меня, сестрёнка! — кинулась в ноги, хватая руками подол в мольбе — это я достойна кары, одна я — сдерживать рыдания не могла, они вырывались откуда-то из глубины, заставляя беззвучно кричать, ещё сильнее цепляться за призрачную надежду быть прощёной.

— Знаешь, Дая — отрешённым голосом, словно сознание сестры сейчас находилось в другом месте, промолвила она — я тебе всегда завидовала. Наследница, любимица отца. Всегда на первом месте. Самое важное, самое лучшее доставалось тебе. Я и в академию сбежала, зная точно, что уж там нас сравнивать не будут — она грустно усмехнулась — девчонки такие доверчивые, воспринимали каждую мою жалобу, как личное. Презирали тебя. А я впервые почувствовала себя нужной, ведь для них я была важнее, чем положение второй — откровение высказывалось за откровением, пока я стояла на коленях и беззвучно плакала.

— Прости… — прошептала онемевшими от напряжения губами, пропуская боль сестры через себя.

Ниянеллия опустила голову, глядя прямо в глаза. Я не могла рассмотрела облик присутствия той весёлой, беззаботной девчонки, которая в припрыжку бегала по полю среди цветов. Которая беззлобно разыгрывала прислугу, те не обижались, а лишь грозили пальцем на шкодившую младшую принцессу. Ту, которая пошла против отца и доказала наличие дара для поступления.

— Нет, Дая, это ты меня прости. За время твоего отсутствия я много переосмыслила и поняла,