Война 2011. Против НАТО - Федор Березин

А вот генерал-майору Редьке было куда несподручнее. У него не существовало ни далекой, ни близкой Родины, которая бы пусть и перспективно, не в текущей пятилетке, но завершила бы за него правое дело и поставила на истории большую круглую печать с надписью «Наше дело правое! Победа будет за нами!» Нет, вообще-то истовое Отечество находилось от него не за семью, заставленными там и тут фишками авианосных соединений морями — оно расстилалось прямо здесь, разбегалось по округе, охватывая города и веси. И вроде бы, по крайней мере, до сегодняшнего момента, над ней не покачивали хищностью клювов бомбардировщики карателей, а в райцентрах покуда не открылись рейхсканцелярии колонизаторов. И тем не менее, его Родина уже была надежнейше оккупирована, причем не первый год кряду. Там, в стольном граде Киеве, привольно расположились марионетки-гомункулусы, запросто, двадцать четыре часа кряду вещающие с TV-носителя, что бог на душу положит; ясное дело, их собственный, тот самый, прикрывшийся нашпигованными ударными носителями морями и тридцатью загнанными в стойло блоковой стратегии царствами. Ныне как раз успешно наращивалась оградка, и поскрипывали приглашающе ворота — плелась новая привязь для очередной кобылки — Неньки-України. Что в таких условиях должен был делать Штирлиц — генерал-майор Редька?

«Извиняюсь, господа рейхо-службисты, но я так не играю, получите назад свои штандартенфюрерские игрушки-побрякушки, петлички и прочее, освобождаю вашу описаную песочницу, уйду гордо, даже без пенсии. Уж кто-кто, а Штирлиц бы так не поступил. Простите, мол, друг-товарищ по НСДАП Мюллер, но по случаю альтернативного варианта, со вступлением Манштейна в Москву и переправы Паулюса через Волгу, я потерял великий смысл своей службистики Рейху, ибо оно было подкреплено лишь служением морозостойкому СССР. Ухожу в монастырь. Где тут ближайший православный, или хотя бы католический?». А то и того хуже. «Уважаемый обергруппенфюрер, нижайше докладываю, что все эти годы тайно сотрудничал с врагами Рейха. Ныне же, убедившись, как он воистину велик, глобусо-наступателен, и как ничтожны, а также географически ретроградны его супротивники, приношу клятву трудить спину, оседлавший ее спинной мозг, и до сей поры неверно мыслящий, и не по праву возвышающийся над оным, заблудший мозг головной, только во славу и в пользу Великой Германии, моей воистину второй, однако ныне заглотнувшей первую, Родины».

Дилемма.

Целью взлета «МиГов» из Василькова никак не могла явиться простейшая показуха: «Ой смотрите, как нас до фига!», ибо следующей фразой значилась бы: «Так что если мы еще и стрелять научимся, да еще будет чем, то ничего-то вам турки не обломится». Простая демонстрация активности дала б нулевой эффект. Разве что агрессор внес бы в готовящиеся планы коррекцию, о присовокуплении к обороняющимся дополнительных сил, против коих тоже надо принять контрмеры. Значит, команду «Взлет разрешаю!» следовало отдавать только после того, как армада янычар, либо их тайных союзников, обозначится хотя бы на каком-то из радаров обнаружения. Благо, танково-ракетный десант, под руководством подполковника Корташова удачно присовокупил к арсеналу мятежников две разнотипных станции дальнего радиолокационного обзора, а также высотомеры и прочее. Плохо оказалось то, что такие мощности выявились несколько избыточными, ибо все многокилометровые кабельные связки замыкались на командный пункт группировки «Центр», который в мятеже не участвовал и войну с турками вести не собирался. Счастье, что с помощью местного персонала «Объекта-4» удалец Корташов умудрился перенацелить на аэродром и группу дивизионов радиорелейную вышку. То, что все эти захваты новых объектов вели к экспоненциальному расширению охраняемых территорий, было отдельной песней, страшно нервирующей танкового полковника Мордвинцева — это своя отдельная история. Сейчас речь не о ней, а о войне самолетной.

Итак, удар истребителей должен был оказаться внезапным, и при определенной удаче, сокрушительным. Тем не менее, уничтожение максимального числа летательных средств агрессора не могло считаться целью приоритетной. Ибо оказалось бы прекрасно, если бы все бомбовозы врага шли по одной траектории, большой плотной когортой. Тогда и встречный удар стало бы возможно сделать таким же прямолинейно тупым, и дело бы решило качество и количество выпущенных друг по другу ракет и пушечных снарядов. Принимая во внимание, что враг все же, и почти наверняка, готовился к войне исключительно с наземным противником, то еще неизвестно, кто бы из участников победил по очкам, даже при первичном соотношении самолетов не в пользу украинцев. А с учетом же того, что на грубый удар, еще удалось бы использовать некоторую ответную тактику, то получилось бы оказаться совсем добрыми молодцами. Однако командир летной бригады № 40 Олег Дмитриевич Добровольский вовсе не надеялся на игру в поддавки. Куда более реалистичным выглядело нападение янычар несколькими группами, которые бы выходили на цели с разных ракурсов, разных высот, и по некоему загодя продуманному связному графику.

Потому, не имея ни стратегической радиолокационной, ни, тем более, спутниковой, а тем паче, экзотической агентурной разведки (которая, кстати, учитывая базирование турчаков в украинском Крыму, могла бы экзотикой и не быть), операторы обороняющихся никоим образом не могли бы определить какая из групп для чего предназначена. Вполне получалось спутать разведывательный, или даже отвлекающий удар с основным бомбардировочным. Исходя из этого, перед истребителями ставилась задача по возможности перехватить все обнаруженные группы самолетов, дабы пусть и не уничтожить, но хотя бы сорвать максимальное количество заданий врага. Единственная помощь, на которую они могли рассчитывать, был последний на Украине С-200. В этом плане Добровольский с Бубякиным обсудили вариации взаимодействия. Сил у полковника ЗРВ осталось в обрез. Однако и у Добровольского их наличествовало не слишком избыточно.

Тут сказались все годы славной борьбы за демократию, как оранжевого, так и прочих оттенков. Допустим — не первостепенно, но важно — что на оперативных, то есть доступных вот сейчас с ходу (без захвата неизвестно где размещенных стратегических запасов) складах бригады не хватало ракет, дабы вооружить все наличные самолеты по полной оснастке. Помогло то, что беды, как и самолеты агрессора, ходят группами. Ибо, опять же, не все из МиГ-29 Сороковой бригады тактической авиации могли взлететь. Причин для чего, в свою, не радужную очередь, имелось несколько. Многие боевые машины были давненько раскурочены, так как превратились в залежи бесценных запчастей для своих братцев, случайно оказавшихся более везучими, или попросту более новыми. Затем, в бригаде, не хватало летчиков. Точнее, опытных летчиков. Постоянная недодача керосина, а так же не афишируемая кампания по сбережению ресурса истребителей, привела к тому, что налет часов основного количества личного состава оказался ниже всякой планки. И потому, и тут тоже, как и в случае с самолетами, приходилось забирать у некоторых все (в плане часов реальных тренировок), дабы выдать другим в достаточной мере. Ныне, все это сказалось одновременно. Война — есть жестокая проверка государства на живучесть.

Теперь из всей бригады, выставить для реального боя, у Добровольского получилось только двенадцать машин. Самых лучших летчиков на самых лучших самолетах. Да, можно было бы набрать еще — и того и другого. Не много, но можно. Но первый вылет на перехват настоящего противника, никак не следовало сочетать с обучением азам. План вероятного удара по турчакам и так держался на волосинке; стало бы полной глупостью утяжелять ее искусственно.