Ким Ир Сен - Андрей Балканский

В феврале 1932 года был создан «Минсэндан» («корпус народной жизни») — организация корейских жителей Маньчжурии, находившаяся под контролем японской полиции. Формально ее целью считалась защита от бандитских нападений на крестьянские хозяйства. В реальности же ее члены должны были проникать в партизанские отряды и информировать полицию об их передвижениях и силах. Организация просуществовала лишь до июля 1932 года, но последствия ее деятельности сказывались и несколько лет спустя.

Японские создатели «Минсэндана» верно учли особенности психологии партизан. Страх перед внедрением агента, способного навлечь гибель на весь отряд, мог порождать у них паранойю, в результате которой под подозрение часто попадали ни в чем не повинные люди. Этот эффект многократно усиливался национальным фактором.

Китайские партизаны и без того не особенно лояльно относились к корейцам, которые, как они считали, воевали не на своей земле, и подозревали их в стремлении отторгнуть Маньчжурию от Китая. Сделать карьеру в Северо-восточной антияпонской объединенной армии корейцу было крайне непросто. Даже Ким, который прекрасно владел китайским языком и знал, как себя вести с китайцами, сталкивался с постоянными трудностями на этой почве.

Теперь же в каждом корейце видели потенциального японского агента — минсэндановца. В компартии и среди отрядов партизан начались масштабные чистки. К 1934–1935 годам «охота на ведьм» достигла невиданного размаха. Число расстрелянных по подозрению в причастности к «Минсэндану» корейских партизан составило до двух тысяч человек, тысячи попали под подозрение и были арестованы.

«Недоварит повар кашу — этого уже достаточно, чтобы обвинить его в причастности к "Минсэндану", — вспоминал Ким. — Попадись камешек в каше, разбавь ее водой — это уже становилось свидетельством о намерении заразить болезнью жителей партизанского района.

Ярлык "минсэндановец" приклеивался когда угодно и за что угодно: страдаешь поносом — ослабление боеспособности, вздохнешь — усыпление революционного сознания, ошибочно обстреляешь — сигнальное сообщение врагу о расположении партизанского отряда, скажешь: "Тоскую по Родине" — пропаганда националистических настроений, проявишь активность в делах — попытка прикрыть свое подлинное лицо. Такая ситуация никому не давала шансов остаться вне круга "Минсэндана"»6.

Самого Кима чистки тоже не обошли стороной. Он пишет, что против него был выдвинут ряд обвинений, вследствие чего он чуть не попал в «минсэндановскую» петлю.

А по другим данным, он даже был арестован и исключен из партии. Однако его спасло заступничество китайского командира Ши Чжунхэна. Он знал Кима с осени 1933 года, когда они совместно участвовали в рейде на маньчжурский уездный городок Дунин. Во время сражения корейцы спасли тяжелораненого и брошенного на поле боя своими подчиненными китайского комбрига. Ши остался благодарен Киму. Он заявил, что «такая выдающаяся личность не может быть японской собакой», после чего тот был реабилитирован.

Осенью 1934 года Ким с отрядом в 170 бойцов выступил в так называемый Первый североманьчжурский поход, двинувшись через горные перевалы в район города Ниньян. Сделал он это по просьбе своего товарища по оружию, китайского командира Чжоу Баочжуна, воевавшего в тех местах. Поход оказался очень тяжелым, особенно обратный путь, который отряд проделал зимой 1935 года. По пятам за партизанами шли японские каратели, к тому же ударили страшные морозы: окоченевшие птицы падали с неба, а струя мочи замерзала, не успевая долететь до земли.

Ким простудился и заболел, его жизнь висела на волоске. Пока бойцы тащили своего командира через заметаемые метелью горы на наспех сколоченных санях, он от слабости и высокой температуры впал в забытье. Под вой пурги ему являлись покойные родители. Только случайно набредя на крестьянские хижины, партизаны смогли немного передохнуть, а Ким — поправить здоровье, пролежав несколько дней у печки и отпаиваясь медовой похлебкой. «Революционерам приходится прокладывать непроторенный путь, живя и в мороз под открытым небом, утоляя голод одним снежком. Но у них есть присущее им наслаждение, которое никогда не испытать буржуям и обывателям», — писал он7.

Из похода вернулось 17 человек, остальные погибли от обморожения и болезней. Вскоре, однако, Киму удалось пополнить ряды своих бойцов. Весной 1936 года в деревне Мааньшань он освободил из-под ареста более сотни подозреваемых в связях с «Минсэнданом» корейцев и публично сжег документы следствия у них на глазах. Естественно, благодарные «штрафники», уже не чаявшие выйти на свободу, тут же присоединились к его отряду, который с тех пор стал именоваться «6-й дивизией» (хотя и насчитывал лишь 200 человек).

Апрельским вечером бойцы расположились на одном из горных склонов. Зима была позади, снег уже растаял, от полевой кухни тянуло дымом и супом из первых свежих трав. Довольный пополнением в отряде, Ким отправился прогуляться по лесу. На реке партизанки полоскали белье и пели песни. Среди них Ким увидел знакомую симпатичную девушку, с которой как-то мельком общался в походе. Теперь у них было свободное время, и молодые люди проговорили весь вечер.

Девушку звали Ким Чен Сук, и судьба ее оказалась очень похожей на судьбу самого Кима. Она родилась 24 декабря 1917 года в бедной семье в городе Хвэрене на самой корейско-китайской границе. В начале 1920-х годов родители девочки переселились в Маньчжурию. После того как отец и мать скончались, Чен Сук ушла в партизаны, где работала швеей. А теперь служила в отряде Кима при ставке командования поварихой.

С того дня они были вместе. Несмотря на то что молодой командир пользовался немалой популярностью у девушек, Ким оказался однолюбом. (В архивах японской полиции есть данные о том, что в 1940 году в плен к японцам попала некая Ким Хе Сун, называвшая себя женой Ким Ир Сена.) Именно Ким Чен Сук родила ему первого сына и наследника Ким Чен Ира и стала женщиной всей его жизни.

После начала возвышения Ким Чен Ира в 1970-е годы она была объявлена наряду с ним и самим Ким Ир Сеном одним из «трех полководцев горы Пэкту» и «матерью Кореи». Ее официальная биография содержит немало рассказов о ее бесконечной преданности Киму и готовности жертвовать собой ради него. Несколько раз в боях она спасала мужа от смерти, прикрывая его своим телом и отстреливаясь от врагов. В другой раз под вражескими пулями подползала к нему на передовую, подкладывая в карманы пельмени и кедровые орехи, чтобы он мог утолить голод. Зимой после стирки она сушила одежду Кима на своем теле, а однажды остригла себе волосы, чтобы сделать ему теплые стельки. Услышав как-то, что пули не пробивают шелковую вату, она где-то достала ее и сшила ему теплое ватное пальто. И даже когда Ким встал во главе государства, она не изменила привычке партизанских лет. После того как его шерстяные носки приходили в негодность, распускала их и вязала новые.

Еще одна история гласит, как Ким Чен Сук получила задание сшить 600 комплектов зимнего обмундирования для бойцов за 30 суток. В распоряжении у нее было две помощницы и одна работающая швейная машинка. Приказ якобы был выполнен досрочно, за 20 дней.

Как бы там ни было, Чен Сук была верной спутницей Кима и разделяла с ним все тяготы партизанской жизни. «Антияпонские борцы-революционеры шли непроторенным путем не только в революции, но и в любви, — писал о ней Ким. — Но самое главное в любви, я думаю, — это самоотверженность. Только такая самоотверженность, когда человек готов идти и в огонь, и в воду, подняться на эшафот и броситься в ледяную прорубь ради того, чтоб любимый человек не был голоден, хоть он сам и болеет, не чувствовал холода, хоть он сам и дрожит от холода, — только такая самоотверженность может породить самую прекрасную, самую благородную и искреннюю любовь»8.