Ее вишенка - Пенелопа Блум

раньше не встречались? – Брюс вернулся к интересующей его теме.

– Слушай, убери уже утюг с моей задницы, а?

Брюс поморщился:

– Все время забываю, что ты еще не повзрослел.

– Если взрослость – это поклонение банану, строгое расписание и разноцветные графики, которые надо соблюдать, то да – не повзрослел.

– Высказался? Так что ты собираешься делать с Зои?

– То же, что и всегда. – Мой ответ был прост.

– То есть спать с ней, платить по ее счетам – ну что такое десять-двадцать тысяч долларов, а потом долго-долго приходить к пониманию, что ты идиот?

– О нет, – сказал я. – Два-три раза – да, такое случалось. Хотя гораздо чаще я ее посылал.

Брюс пристально посмотрел на меня, будто услышал что-то невероятное.

– Ты кретин, что вообще с ней связался. Извини, не удивлюсь, если ты снова наступишь на те же грабли.

Я поглядел в потолок, попытался найти контраргумент… и не нашел.

– Слушай. Ну, может, я к ней привык, не знаю… Да и было это уже несколько месяцев назад. Мы даже не целовались в губы. А сейчас у меня виды на девушку-пекаря!

Брюс широко улыбнулся и покачал головой:

– Это у тебя такая установка? Если не целовались в губы, то не считается?

– Не только у меня, это общеизвестно. Хотя с проститутками… Стоп! Я не за этим подошел к Зои на вечеринке. Я увлекся девушкой с вишневыми пирогами! Да, не надо мне было спать с Зои – от слова «совсем». Но все уже в прошлом. И вообще, я сказал ей – отвали! Так что видишь, стараюсь не повторять свои ошибки.

– А девушка с вишневыми пирогами об этом знает? Что ты ею увлекся или что отшил Зои?

– Ты психологом заделался?

– Слушай, меня жена на гриле поджарит – как только я вернусь к себе в кабинет и все расскажу ей.

Я искоса посмотрел на него.

– А если Хейли не знает, что она мне небезразлична, то ведь кое-кто за счастье почтет рассказать ей. Что ее Санта-Клаус не настоящий.

– Что?

– Не обращай внимания. Ты прав, она должна знать.

– Ты ей сказал, зачем пошел к Зои?

– Мне надо было у нее разрешения спрашивать – поговорить с другой женщиной?

– Нет, конечно. Но ты ведь не настолько тупой, чтобы не понимать, как это выглядело? Ты просто бросил ее и пошел к Зои!

– Что-то вроде того, – пробормотал я. – Если бы Зои поняла, что я заинтересовался Хейли, то уж нашла бы способ все испортить. Вот чего я боялся. От Зои пощады не жди!

Брюс со вздохом поднялся.

– Понятно. То есть, собственно, и докладывать нечего. Просто скажу – мой брат облажался с девушкой! Жаль, она Наташе понравилась.

– Полегче! Это мы еще посмотрим. У тебя свои методы, у меня – свои.

– И каков же твой метод?

– Рискую, но награда стоит того, – сказал я. – Сам подумай: если она испугалась такой ерунды, то я просто избавлю себя от неприятностей в будущем. Надо заставить женщину пройти через все! А как иначе понять, что с ней можно строить серьезные отношения?

Брюс удивленно поднял брови:

– С каких это пор ты начал задумываться о серьезных отношениях?

Я шумно выпустил воздух изо рта. Однако… в точку! Он прав. Постоянных отношений я никогда не искал, и их у меня никогда не было. Я всегда искал… искал, на что отвлечься. Более того – на что временно отвлечься.

– Ладно, секретный агент, пока что хватит. Если репортерский зуд у Наташи не пройдет, пусть предъявляет претензии мне напрямую. Устраивает?

– Вообще-то нет, – сказал Брюс. – Но у меня куча работы.

Я поднял ладони и пошевелил пальцами; сам не знаю, что хотел вложить в этот жест. Наверное, что-то типа «не смею отвлекать столь важную персону от супер-пупер важной работы».

– О господи! – простонал Брюс и вышел из кабинета.

Если мне куда-то нужно, обычно я пользуюсь услугами водителя. Это экономит кучу времени. Водитель всегда на связи, я плачу ему зарплату и стараюсь, чтобы он не остался без дела. Однако сегодня я решил ехать на метро, хотя это определенно не в моих привычках. Похоже, мне требовалось время – разобраться со своими мыслями.

Комментарии Брюса немного меня задели. Интересно, почему я вдруг ляпнул такое?

«Надо заставить женщину пройти через все, а как иначе понять, что с ней можно строить серьезные отношения».

Я сел в полупустой вагон. До обеда было еще далеко, а утренний час пик уже прошел.

Я все думал – неужели это просто так сорвалось у меня с языка? Мне всегда ужасно нравилось дразнить брата, и я обычно болтал, что в голову приходило, какая разница – правда, неправда, – лишь бы пробить его броню. А эта фраза, так легко слетевшая с моих губ… Не похоже на хорошо продуманную ложь или издевку. Неужели…

Меня ошеломила промелькнувшая догадка.

Поезд мчался сквозь туннель; я прислонился головой к окну и задумался. Поручни мягко покачивались в такт движению.

Чуть позже я вышел, миновал вонючие переходы станции и выбрался наверх. Улицы Нью-Йорка показались мне чистыми и симпатичными; как-то раньше я никогда не обращал на это внимания. Я направился к булочной, однако услышал какой-то шорох в переулке между двумя зданиями. Наверное, хотелось найти повод еще задержаться – вот опять, совершенно на меня не похоже! Я вынырнул из потока пешеходов и свернул в переулок.

Пошел по нему; по пути мне попалась куча мокрых картонных коробок. Оттуда вновь послышался шорох, куча зашевелилась… От неожиданности я отскочил назад, затем осторожно подошел ближе.

Коробки рассыпались, из-под них вылез маленький грязный щенок. В зубах он держал обглоданную куриную кость.

В детстве у нас была собака. Просто чудо, что родители ее завели – мы жили так бедно, что им едва удавалось прокормить нас с Брюсом. Однажды вечером отец дал собаке куриную косточку; он не знал, что для животных они небезопасны. Пес разгрыз косточку, проглотил. А потом перестал есть – острый осколок сильно поранил желудок. И вылечить нельзя было… Пришлось его усыпить.

Я осторожно шагнул к песику, намереваясь отобрать у него кость.

Он зарычал на меня!

Ах ты маленький засранец, еще огрызаешься?!

Похоже, дворняжка – не видать признаков никакой породы, обычная псина коричневой масти, черные уши. Под одним глазом – рыжее пятно. На вид не больше нескольких месяцев.

– Слушай, ты, маленький говнюк, – шепотом произнес я, не желая, чтобы кто-то из прохожих услышал, как я препираюсь со щенком. – Сам отдашь или отбирать придется?

Он попятился, шерсть на загривке