Последний тигр. Обитель Святого Ястина - Татьяна Белова

что случится, у Сальвара помощи не проси, а сразу отправляйся в Решань. Беги, понял меня?

Кастор смотрел на Ориса и молчал.

Тот в сердцах сплюнул.

— Встретимся здесь, но постарайся успеть до заката.

— Почему до заката? — не понял Кастор. — Темноты боишься?

— Если задержишься, оставайся в монастыре, скажись больным или придумай что-нибудь. Вечерние бдения под Звездой похвальны. Понял?

— Понял, — ответил сур и тоже встал. — Сдаётся мне, ты на воду дуешь, милсдарь грамард. Город охраняют герны, а те кого ты ночью прошлой видел, уже наверняка уехали, возможно их целью как раз и был мастер Кауль, тогда всё сходится. Послали их за беглым, а они малость переусердствовали.

— Охотники за головами берегонт от гальки не отличат, — покачал головой Орис. — Уверен я, что никуда те господари не уехали, здесь они обитают, причем давно.

— Чутьё, значит? — поднял бровь сур. Он почему-то относился к его дару очень иронично. Ну, то есть сур верил в Создателя, дарованную им Речь и магию Её, а вот интуиция Ориса вызывала в нем скепсис, мол, сам он себе такой дар придумал. Так легче было скрыть тот факт, что Речь то давалась Орису не то чтобы очень хорошо. Скорее с переменным успехом. И это сур еще не знал, что после Сешаля Орис начал боялся использовать магию, словно глубоко внутри засомневался в себе, что если он что-то упустит и навредит? Превратит кого-нибудь в зверя? Или сам превратится в одного из этих… первосвященников и инквизиторов, решивших, что данная им сила делает их непогрешимыми. А еще ему всё чаще приходила в голову мысль, а хороший ли он человек? Люди ведь имеют много граней, и многое зависит от того, какой повернешься.

— Я своему чутью верю, а ты верь мне, — сказал Орис.

Что-то неприятно кольнуло грамарда, когда он заговорил о доверии, сам то он Кастору не верил и не собирался. Так они и разошлись.

Глава 6

Камыш был на голову ниже Ориса и ноги у него были коротковаты, рядом с грамардом выглядел бездарь как мальчишка, которому пиво до сих пор водой разбавляют. Он что-то болтал всю дорогу до кладбища, но Орис внимания не обращал, чутьё подскажет если что-то важное.

Ограничительные Столбы были видны издалека. На уровне груди в них были выдолблены продолговатые лунки, на праздниках туда обычно ставили свечи. Старые могилы можно было определить по большим, тёмным камням, на новые же могилы камни клали у изножья, чаще всего плоские. Орис присмотрелся. Самый крайняя могила была совсем свежая и с на камне кто потрудился написать имя — Пчеловод.

— Имена редко пишут, — сказал Камыш. — Суеверие. Страх родился после проповеди брата Юдина о зрячем зле и демоне Нечиду, что бродит во тьме в поисках невинных душ. Скажешь ему имя — и попался, он тебя из-под земли достанет.

— Что за глупость? — удивился Орис. — И люди поверили?

— Ну да, старая Салва из Ярова Камня умерла, а потом её могилу нашли раскопанной, тела не было, вот все и решили, что это Нечиду за ней приходил. Потому и пришлось мне ложные могилы копать, а брат Радон для них камни подписывал, это того, чтобы духа обмануть, а на дно вместо тела клали звезду, да не простую, а заговоренную.

Орис посмотрел на Камыша.

— И много таких могил?

Камыш пожал плечами.

— Капал я часто.

— А кто это придумал?

— Да белые, кто ж еще.

— Покажи мне эти могилы.

Они дошли до самого крайнего ряда, за которым начинался лес. Между деревьями топорщились свежие холмики, а поверх лежали камни с именами. И было этих холмиков слишком много для простого суеверия.

— А ты их как, пустыми оставляешь? — спросил Орис.

— Ну да, — ответил Камыш. — Остальное уже священники делают. Белое белым. Да и всё нечистое по их части.

— А сам ты видел как брат Радон такую могилу закапывал?

— Ну да, когда самую глубокую рыл, Радон её осветил, тут еще мельник тогда был и брат Юдин с нами, камень помогали волочить, вон тот, — и Камыш показал рукой на здоровый валун в стороне под молодой верёзой.

— А давай мы с тобой парочку свежих могил раскопаем, — сказал Орис. Камыш как стоял столбом, так чуть и не упал.

— Ну чего ты? Нечиду испугался? — сказал Орис. — Так я ж грамард, милсдарь бездарь, я любую нечисть заговорю, так что не бойся. Идём копать!

— Прогневаю Создателя, милостью вашей, — прошептал Камыш и взвесил в руках лопату. — Только-только ко мне благодать его возвратилась, а тут такое делать… Не могу я.

И не мог бы он еще долго, но тут из лесу вышла собака, тощая и облезлая, сверкнула глазами и завыла, подняв морду к темнеющим верхушкам деревьев. Было еще достаточно светло, но по спине Ориса прокатился ледяной озноб, ужас объял его, потому как вместо воя слышался ему плач и был тот вполне человеческий. Орис осторожно сделал шаг в сторону животного, вспоминая слова менты.

— Ас-та ра-ба-та эли-я, — зашептал грамард, но от страха слова в голове рассыпались и прежде чем он закончил, пёс рванулась с лес. Орис, недолго думая, кинулся следом в чащу. И конечно же, не догнал. Зацепился за корягу, упал, покатился кубарем в овраг, да там и остался лежать. Небо проглядывало безучастно, верхушки сосен качались, так бы и остался лежать, если бы не запах. Откуда-то явственно смердело кровью и черным маслом. Орис поднялся, огляделся и увидел, в овраге, кроме веток, палок, мха и камней, еще и доски, вполне себе обычные, строганные доски. Будто кто решил пол в доме поменять…

Орис наклонился и перевернул парочку. Некоторые были сломаны пополам, но при надлежащем усердии, складывались, как мозаика на стене собора. Сложив доски, Орис отшатнулся. От первоначального рисунка остались части, но он узнал знак, перевернутая звезда вписанная в круг. Метка инквизиции. Да еще и запачканная кровью. Сжечь её побоялись, а просто бросили. Суеверные дураки!

Где-то рядом снова завыл пёс.

Орис тряхнул головой, сбрасывая наваждение, но тут услышал звук с которым меч покидает ножны, и еще раз, и еще. Трое. Орис упал и прижался к склону оврага. Если они подойдут с севера, то овраг Орису не поможет, все равно увидят. Тогда он кинулся к доскам, их было много, разбросанных как попало, перетащил парочку, прикрылся ими как щитом и замер. Пот стекал по спине, ноги мелко дрожали. Ужас был почти осязаемый, он давил на затылок и сжимал горло. Орис боялся дышать, не мог молиться,