Последняя рукопись - Франк Тилье

Может, он имеет дело с ценителем? Впрочем, колонки и аудиосистема не лучшего качества и не соответствуют запросам меломана. Вик ненавидел, когда что-нибудь не клеилось. Похоже, теперь мозг его будет всю ночь работать без передышки.

Он увеличил звук, уставился на подделку под Джакометти, а струнные тем временем заполнили все пространство склада. Включал ли владелец машины классическую музыку на полную громкость? Тут его сознание пронзила мысль: возможно, убийца загрузил тело и обрубки рук в багажник, тронулся с места и сразу вставил диск в проигрыватель?

Вик поискал футляр от CD, но не нашел. Скорее всего, при ударе коробку выбросило из машины, или убийца оставил ее дома. Он поставил диск с начала и хронометрировал продолжительность звучания до allegro vivace assai фортепианного концерта номер 22. Приблизительно сорок две минуты.

Сорок две минуты… Судя по отметке на чеке пункта оплаты Шамбери, ему потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до заправки. Оставалось двадцать две минуты. Если теория Вика верна и если Роуз выключил диск сразу после угона тачки, значит их клиент ехал из ближних окрестностей Шамбери, возможно из какого-нибудь горного захолустья. Выходит, он местный.

Вик счел, что автомобиль открыл ему свои тайны. Полиция располагала ДНК убийцы, его обликом в основных чертах, его машиной и представляла себе его путь прошлой ночью. Если их клиент умен – а Вик в этом не сомневался, – то он все это знает, пусть даже из газет: в них говорилось об аварии Роуза и обнаружении трупа в багажнике.

И это превращало его в загнанного и опасного хищника.

Поблагодарив охранника, полицейский покинул хранилище и направился в торговую зону, расположенную в четверти часа езды от Гренобля. Красные и синие огни вывесок растекались по асфальту цветными лужицами, словно упавшие с неба кусочки северного сияния. Улицы и магазины выглядели всего лишь блеклыми картинами. Людям, если они хотели свести счеты с жизнью, не надо было прыгать с мостов – им достаточно было провести ночь здесь.

Вик оставил машину на паркинге отеля и вошел в заурядное здание в стиле «Формулы-1» двухтысячных годов. Увидев его, соломенно-рыжий портье с замашками английского лорда вздохнул и выложил на стойку ключ от номера и конверт.

– Вечером заезжала ваша жена и оставила это вам. Она была в ярости.

Вик вспыхнул. Выходит, Натали известно, что он ночует в этом жалком отеле с общими душевыми и туалетами; двадцать два евро в сутки, завтрак включен. Интересно, давно ли она в курсе? Как она узнала? С внезапной тревогой он взглянул на служащего, призывая его продолжать.

– Она спрашивала про собаку. Я сказал, что не знаю… Короче, не беспокойтесь, собака по-прежнему в своей конуре, надежно спрятана у меня в саду. Кстати, сухой корм… мне пришлось купить упаковку… это дороговато, а…

Вик схватился за голову:

– Да-да, знаю, я опять забыл, я… – Он вытащил двадцать евро и положил на стойку. – Спасибо, Ромуальд.

Он взял ключ и конверт, который вскрыл, только свернув в коридоре за угол. Внутри оказался листок бумаги, на котором заглавными буквами было написано: «НИЧТОЖЕСТВО».

Почувствовав на своем плече чью-то руку, Лин вздрогнула. Она очнулась от дремоты и посмотрела по сторонам. Рядом стоял Колен с белым как мел, усталым лицом. Справа от нее спал глубоким сном Жюлиан. Назойливые сигналы разных приборов, голубоватые тени в палате, морозные звездочки на окнах… Эта паршивая история с нападением – еще один кошмар ее жизни. Скривившись, она помассировала затылок.

– Который час?

– Семь утра.

Полицейский поднял с пола фотокарточку и протянул ее Лин. Значит, она уснула с фотографией дочери в руках. С помятого глянцевого снимка ей улыбалась Сара в спортивном костюме и натянутой на лоб шерстяной шапочке в сине-зеленую полоску с большим помпоном. Она растопырила пальцы, изображая знак победы, «V». Это была ее последняя фотография, которую тогда еще живая дочь отправила в день своего исчезновения, и Жюлиан воспользовался ею, чтобы напечатать тысячи листовок. Лин с горечью убрала снимок в бумажник.

– Вставай, пошли, – сказал Колен, кивнув в сторону двери. – Я провожу тебя на виллу. Хочу убедиться, что там все в порядке и ты будешь в безопасности.

– Нет, лучше я останусь с ним.

– Скоро его увезут на новые обследования, которые продлятся несколько часов. Доктор хотел бы, чтобы Жюлиана не слишком волновали перед анализами, это очень важно. Да и тебе следует немного отдохнуть.

– Нет, я все-таки останусь. Подожду возле приемного покоя. – Лин печально взглянула на мужа. – Он ее даже не узнал… Свою собственную дочь… Он все забыл. Как можно позабыть о такой трагедии? Трагедии, которая… как кислота, буквально разъедает душу?

Она нежно поцеловала Жюлиана в лоб; она очень переживала за мужа, и одновременно в ней бушевала ярость. Кто мог так жестоко напасть на него? И за что?

Лин сняла с лежащей на тумбочке связки ключ от дома, тихонько вышла и присоединилась к сыщику, который как мог пытался успокоить ее.

– Жюлиан получил сильнейший удар по голове, не мне тебе рассказывать, что возможна потеря памяти. Во всяком случае, он хотя бы знает, кто он такой. У него не полная амнезия.

– Да, но это может тянуться неделями, не оставляя следов, заметных на сканере. Возможно даже… что он не вспомнит некоторых эпизодов своей жизни. Что какие-то воспоминания будут безвозвратно потеряны.

– Ты прекрасно знаешь, медики всегда очень осторожны в прогнозах и избегают чрезмерного оптимизма.

– Я просто умирала от желания рассказать ему о смерти Сары, чтобы спровоцировать что-то вроде эффекта электрошока. Ужасно видеть его пустую оболочку, ведь он так бился, ничего не упустил… Что мне делать? Как заставить человека снова вспомнить о тех трагических событиях? Как ему рассказать, что Джинсон сделал с нашей девочкой? Это… это невозможно описать…

Колен только слабо улыбнулся в ответ:

– Сейчас, конечно, не самый подходящий момент для возвращения домой, но тебе станет легче, когда ты ненадолго остановишься, побудешь в тишине, вдали от гвалта и суматохи столицы. Пусть время делает свое дело. А главное, позволь врачам выполнять свою работу, ладно? Жюлиан выпутается, к нему вернется память, и все будет как прежде. Он здесь, ты в Париже. А что, нормально.

В его голосе прозвучали язвительные нотки. Пока Жюлиана обследовали, Колен оставался рядом с Лин. Когда поздним утром врач встретился с ними, она не узнала почти ничего нового. Теперь предстояло осмыслить результаты, а главное, дать Жюлиану отдохнуть. Дождавшись, когда доктор уйдет, Колен позвенел ключами от ее машины.

– Давай. Я поеду за тобой. Будь осторожна, ветер разогнал туман, но дует очень сильно.

В кабине своего автомобиля Лин вдруг ощутила страшную пустоту. Муж потерял память, лишился всех воспоминаний. Ей были известны механизмы памяти, шесть лет назад она написала роман, на героиню которого, страдающую амнезией, было совершено нападение, и вдобавок ее изнасиловали[7]. Ретроградные амнезии являются последствием физического удара или психологического шока. Для людей с таким недугом езда на велосипеде, пересказ комиксов или перечисление имен президентов Республики – детская игра, зато они практически не могут восстановить в памяти события собственной жизни. Жюлиан не вспомнил ее, хотя они знают друг друга уже двадцать лет. В его глазах она не заметила даже искорки узнавания, только два остывших черных уголька. Если бы она надела белый халат, он принял бы ее за кого-нибудь из медицинского персонала.