Алекс и Адель. Рождество в Нью-Йорке - Мария Манич

— Адель, — твердо говорит он и смотрит прямо на меня, не моргая. — Я без тебя сдохну. Тебе было тринадцать, что я мог сделать? Только, блин, ждать!

— Я…

Кручу в голове его слова, пытаясь их осознать и не грохнутся в обморок от радости.

Тогда в ту ночь… мы даже заснули вместе!

— Твой отец оторвал бы мне яйца, — бормочет он, но я впервые за несколько минут чувствую в его голосе улыбку. — И скормил бы их вашей древней собаке.

— Очень смешно…

— Зато правда. А потом… мне предложили эту работу. Блять. Да ты могла мужика себе найти. В любой момент! А мне оставалось только дрочить на твои фотографии в инсте.

— Немцев… — краснею я, опять пряча лицо в ладонях.

— Ты же не думаешь, что я этого не делаю? — хладнокровно спрашивает он.

— Я по твоему ребенок?! — рычу зло.

— Ты точно не ребенок. Уже нет, — хрипло произносит Алекс и проходится языком по своей нижней губе.

От его слов лавина возбуждения проносится по моему телу.

К черту тот день… к черту все…

Смотрим друг на друга несколько секунд, а потом бросаюсь на него, как безумная. А он бросается в ответ. И в этом безумии я не одна. Нас двое. Он и… я…

Целую так жадно, будто завтра ему на войну.

Он здесь, он мой.

Все эти годы сплетаются в голове, когда глажу его волосы и принимаю напор его твердого сильного тела. В тот день на “грязном пляже” я не представляла какой он, когда теряет контроль, а теперь отчетливо понимаю.

Алекс Немцев — настоящий таран.

— Алекс, — стону в его губы. — Ты мне все кости переломаешь…

Жалит мое лицо поцелуями и кусает шею. Прижимается к ней носом, прижимается носом к моей щеке. Дышит жадно и часто, от чего у меня тают все мысли.

Да… Да! Да! Да!

— Моя… — шепчет бессвязно.

— Мой…— хнычу в ответ, вцепившись в него так, что немеют пальцы.

— Ай! — вскрикиваю, падая спиной на развороченную постель, на которую меня сбродиси, как мешок.

Он даже не потрудился поправить простынь, после того, что творилось тут вчера!

Я ужасная хозяйка, потому что мне все равно…

Кроме Алекса во всем мире сейчас ничего не существует. Ни простыней, ни шума этого тяжелого города за окно, ни его крошечной квартиры, ни моих страхов. Они испарились, обещая вернуться, но мне и на это плевать.

Я недостаточно рациональна! Потому что сейчас до дрожи хочу чувствовать, а не думать…

Глядя на него, покоряюсь, но отголоски отчаяния все еще со мной. На моем лице!

Отшвырнув на кресло куртку, Алекс стягивает с себя свитер вместе с футболкой, рыча:

— Опять за свое?

— Нет… — шепчу, не двигаясь.

— Нет? — требует он.

— Нет! — выкрикиваю, наплевав на соседей.

Остановившись надо мной, он берется за ремень своих джинсов, глядя на меня плотоядным потребительским взглядом, от которого горит кожа.

В отсветах ночников его кожа гладкая и идеальная. Его тату напоминают мне о том, что в его мире полно вещей, которым он придает особый смысл, и я точно знаю, что ни одну из этих тату он не стал бы делать, если бы не хотел оставить себе напоминание.

Я слишком хорошо его знаю…

Эта мысль вдруг меняет все… я сдаюсь окончательно.

Сглотнув, наблюдаю за проворными движениями его пальцев и, сжимая бедра, упираюсь глазами в его ширинку, которая топорщится до спазмов в моём животе.

Меня сжирают мои низменные желания… и это абсолютно взаимно! теперь я понимаю, что так и должно быть… без этого не было бы «нас»!

Облизываю губы, сжимая пальцы в кулаки.

— Твою мать. Ты в курсе, что “друзья” не смотрят так на мой член? — хрипло смеется Алекс, расстегивая ширинку.

— Мы уже не друзья, — шевелю я губами.

— Я рад, что ты это уяснила, — говорит жестко, выдергивая из петлиц ремень.

— Ты засунул в мой рот свой язык. Ты… меня напоил… — обличаю, сходя с ума от желания скорее его коснуться.

— С чего ты взяла? — заявляет он.

— Не строй из себя дурачка, Алекс Немцев… — хриплю я. — Ты меня напоил… ты… ты…

Стащив с себя джинсы, он бросает их на пол и медленно подходит к ночнику.

Мои глаза следуют за ним.

Приглушив свет, обходит кровать, и убавляет свет на втором ночнике, погружая нас в безумно интимный полумрак, в котором я вижу все, что нужно, но так, будто нашей кожи касается ночь.

Я чувствую себя разложенной на алтаре жертвой, только жду своего чудовища, задыхаясь от возбуждения и предвкушения.

— Два пива. Я подтолкнул тебя только к третьему…

Затаив дыхание, поджимаю пальцы на ногах.

Остановившись напротив моих колен, он опускается до тех пор, пока его тело не нависает надо мной, а он сам не упирается в матрас кулаками вокруг моих бедер.

— Мне… жарко… — мечусь глазами между его лицом, его подкаченным прессом и тем, что находится ниже и смотрит в потолок из под резинки его боксеров.

В мою кровь вливается неконтролируемая похоть.

Рот наполняется слюной.

— Разденем тебя? — его голос низкий и такой нежный, что я больше не боюсь ничего.

Подавшись вперед, Немцев захватывает мои губы своими, скользя по нижней языком. Вцепляюсь в его головые плечи и глухо стону ему в рот, приглашая пробраться в мой сию же секунду!

Не отпуская мой язык, берется за пуговицу на моих джинсах и расстегивает ее.

Его движения сумасшедше неторопливые!

Подстраиваюсь под Алекса и под его логику, потому что сегодня могу лишь подчиняться.

Он ухмыляется мне в губы, чиркая молнией, и выпускает меня из развртаного французского поцелуя только тогда, когда просовывает пальцы под пояс моих джинс и мягко тянет их вниз.

— Помоги мне…

Приподняв бедра, болтаю ногами, пока он стаскивает с меня джинсы. Когда голых бедер касается его взгляд, по коже проносятся мурашки.

— Не смотри на меня так… — закрываю руками лицо.

— Как? — усмехается Алекс, проводя костяшками пальцев по моей ноге.

От щиколотки к колену, и обратно.

Волоски на коже встаю дыбом.

— Как… будто два года не ел…

— Я не “ел” четыре месяца, просто ждал…

Возмущенно пихаю его ногой в бедро и обиженно говорю: