Ведьмина охота - Сергей Пономаренко

— Нет, покойник не из наших. Новый КПК предусматривает обязательное проведение судебно-медицинской экспертизы для определения причины смерти усопшего, хоть бы ему и сто лет было. Районный морг не справляется с таким количеством умерших, поэтому подключили наших врачей и задействовали больничный морг. Феликс Маркович имеет опыт проведения судебно-медицинских экспертиз, вот он этим и занимается. С актом вскрытия родственники умершего едут в прокуратуру, и там выдают разрешение на захоронение. Столько волокиты и нервов! Видишь, как поздно приехали за телом? Солнце зашло, так что хоронить будут только завтра, а как оно сохранится в такую жару без холодильной камеры? Бальзамирование не особенно поможет.

— Спасибо, но эти подробности можно было опустить.

— Извини, я думал, что у тебя нервы покрепче, — улыбается завхоз.

Ему лет сорок, это крупный мужчина с удивительно холеными руками. Фигура у него очень представительная, а внешность серенькая, обычная, лицо с мелкими чертами — словом, человек из толпы. У него выпуклый лоб с залысинами, а остальное как-то проходит мимо внимания. Даже не могу точно сказать, какой у него цвет глаз — то ли темно-карие, то ли черные. Но человек он очень порядочный, добрый и ко мне относится с симпатией. Постоянно поощряет наш коллектив «огородников» разными угощениями: чаем, сладостями, фруктами, сигаретами — тех, кто курит.

— Со здоровой психикой и нервами здесь не находятся, — парирую я.

У Яноша Давыдовича дергается лицо, а я возвращаюсь к своей работе, больше не гляжу в сторону открытых ворот и морга.

— Все, кончай работу! — подает команду завхоз, и наша команда направляется в больницу. Для меня возвращение в палату — это как оказаться в тюремной камере.

Физическая работа на свежем воздухе меня взбодрила, и это отражается на моем облике. Иду пружинистым шагом по коридору, впереди вижу санитара Степана и не прижимаюсь, как обычно, к стене, а прохожу рядом. Вдруг правую ягодицу обжигает, резко оборачиваюсь и вижу довольно ухмыляющуюся физиономию — он ущипнул меня!

— Задок у тебя что надо — откормила на больничных харчах!

Со всей силы влепляю ему пощечину, и щека у него становится свекольного цвета.

— Ах ты сука!

Степан сильно размахивается, бьет, но его кулак попадает в пустоту. Я перехватываю его запястье, чуть тяну на себя, его тело по инерции устремляется вперед, теряет устойчивость. Резко дергаю его руку вниз, помогаю ей сделать оборот в сто восемьдесят градусов, и стокилограммовый Степан неожиданно для себя делает кульбит через голову и с грохотом пушечного выстрела растягивается на полу. Все это происходит так неожиданно и быстро, что я сама не сразу осознаю, что произошло.

Лежа на полу, слегка оглушенный Степан ошалело смотрит на меня, но вижу, что начинает приходить в себя. Тренер по рукопашному бою был бы очень доволен выполненным мною приемом айкидо, а ведь считал меня в этом искусстве посредственностью, отмечал, что не имею боевой злости. Мне вспомнилось: когда отрабатывали приемы айкидо и джиу-джитсу, сама не раз приземлялась «мельницей» на маты, и внутренности срывались со своих мест, сознание туманилось.

Степан поднимается довольно неуклюже, видимо, падение было болезненным, оно и понятно: не на мат же, а на деревянный пол. Продолжаю стоять перед ним, хотя вижу, что его глаза, как у быка, наливаются кровью бешенства. Странно, не чувствую страха, хотя здравый смысл подсказывает, что нужно бежать подальше и надежно укрыться. Маловероятно, что мне снова удастся применить прием против этого здоровенного верзилы, теперь он настороже и не даст застать себя врасплох.

— Сука, ты у меня попляшешь! — Степан сатанеет, он готов броситься на меня, а я продолжаю стоять, как в столбняке, не веря в происшедшее.

— Успокойся! — Между нами возникает Янош Давыдович, он на полголовы ниже Степана, но сложением ему под стать.

Лапа Степана тяжело ложится на плечо завхоза, и кажется, что сейчас завяжется драка. Не думаю, что интеллигентный Янош Давыдович сможет противостоять наглому бузотеру Степану.

— Ты хочешь, чтобы я рассказал главврачу о твоем поведении? — холодно и спокойно произносит Янош Давыдович, при этом его лицо остается бесстрастным.

В хладнокровии завхозу не откажешь. Пятерня Степана, сжав клещами плечо Яноша Давыдовича, тут же его отпускает. Санитар, багровый от злости, делает шаг в сторону, освобождая проход завхозу и мне. Я не смотрю на Степана, но ощущаю его ненавидящий взгляд. Не сомневаюсь в том, что санитар, дождавшись подходящего случая, отомстит мне. Здешнее бесправие больных и всесилие персонала этому благоприятствуют. Завхоз провожает меня до палаты.

— Спасибо, Янош Давыдович.

— Глупо. Очень глупо. — Осуждающе покачав головой, завхоз уходит.

Вижу, он вернулся к Степану и что-то тому втолковывает. Санитар с хмурым видом молча слушает, глядя в сторону. Завхоз ему не начальник, но обещание пожаловаться главному врачу наверняка действует отрезвляюще. Вдруг Степан ловит мой взгляд, глазки его мстительно сужаются. Я скрываюсь в палате.

Понимаю: что бы ни говорил Янош Давыдович Степану, он своего унижения не простит. Я не ожидала помощи от завхоза, так как тут между больными и медперсоналом лежит пропасть. Сколько ни жалуются больные главврачу на грубое отношение медработников, тот никак не реагирует. Другое дело, если жалоба исходит от кого-то из персонала, пусть и завхоза. Поэтому Степан испугался, ведь больница — практически единственное место работы для жителей ближайших сел.

У Яноша Давыдовича странная и длинная фамилия — Сарканифог, в ней мне слышится что-то греческое. Когда я сказала об этом Соне, та заявила, что я ошибаюсь, фамилия эта венгерская, как и у Мартина. Западная часть Украины длительное время была под властью королевской Польши, затем императорской Австро-Венгрии, и здесь произошло смешение многих национальностей.

В палате почти все пациентки посчитали нужным подойти и похвалить меня за этот поступок. Даже Галя пробормотала что-то невразумительное, глядя мне в глаза.

— Иванка, ты такая молодчага! — Лера восхищенно смотрит на меня. — Так этой скотине и надо!

— Теперь будет знать, как лапать! — поддерживает ее Кристина. — Вон, гляди, какой синяк он мне поставил. — Она поднимает полу халата и поворачивается задом, демонстрируя огромное фиолетовое пятно на ягодице.

Отовсюду сыплются жалобы на грубияна Степана, который никому не дает проходу. Как будто теперь я их защита и в любой момент могу наказать санитара. Размякшая от похвал и умиротворенная, словно совершила нечто грандиозное, сродни победе Давида над Голиафом, я возвращаюсь к чтению Шопенгауэра.

Что-то острое кольнуло меня в шею, и я чуть не вскрикнула. Боль освободила от наваждения воспоминаний. Не сразу поняла, что нахожусь не в психиатрической больнице, а у Соломии дома, лежу в мягкой удобной постели; свежие простыни пахнут лавандой, а подушка — просто прелесть. Виновником боли оказался анкх — египетский крестик из белого металла с кольцом сверху, на длинной серебряной цепочке. Отвечая в больнице на вопросы любопытных, я называла его своим оберегом, талисманом.