Всё и разум. Научное мышление для решения любых задач - Билл Най

Вот тут-то и выходит на сцену безвинно опороченное слово «регламент». Я, как инженер, считаю, что регламент — это как сложный современный завод, оборудованный конвейерными лентами, автоматизированными сварочными аппаратами, сортировочными устройствами и так далее. Когда проектируешь такой завод, легко увлечься, закупить слишком много машин и сделать сборочную линию слишком извилистой. Это приведет к неоправданным расходам, снижению производительности, а может быть, и к сбоям в производственном процессе. С другой стороны, есть какой-то критический минимум оборудования, без которого завод не сможет работать. Нельзя просто взять и сказать: «Не нравится мне выражение лица вон того робота, так что давайте выкинем из производственного процесса этап сварки». А как только определишься с количеством оборудования, которого будет достаточно, чтобы все шло гладко, придется учесть возможные неисправности. Нельзя, чтобы изнашивались ремни: если за ними не следить, они порвутся, и весь завод встанет.

С охраной природы все точно так же. Мы хотим, чтобы у нас были все необходимые правила и ничего лишнего. Если правил слишком много — мы начнем мешать инновациям и экономическому росту, не получая взамен никакой практической пользы. Но если законодательная защита слабовата, сильнее риск. Если не уделять достаточно внимания общей ответственности, мы нанесем серьезный ущерб и людям, и другим биологическим видам, от которых мы зависим. Загрязнение окружающей среды, особенно выбросы углекислого газа, который считают виновником изменения климата, — это тоже трагедия деревенского пастбища, только в более крупном масштабе, крупнее и не придумаешь.

Законодательный регламент — это просто юридический аналог грамотного инженерного решения. Он формализует наши представления о том, как лучше заботиться о планете (и о себе) и сделать так, чтобы вся система работала без сбоев.

Сегодня в некоторых кругах стало модно говорить о правительственных агентствах так, словно это какие-то автономные устройства, которые работают для себя и в своих интересах, а остальное их не волнует. Это примерно так же глупо, как критиковать начальника цеха на фабрике за то, что он больше думает о своих станках, чем о конечном продукте.

Заботиться о машинах — неотъемлемая часть заботы о производственном процессе. Вот и правительственные агентства вроде Управления по защите окружающей среды созданы для того, чтобы заботиться о планете и предотвращать трагедии. Как человек, лично побывавший на первом Дне Земли, должен сказать, что едва ли можно представить себе что-то более человечное, нежели встревоженная, страстная пестрая толпа, собравшаяся ради агитации за чистоту на планете. Управление по защите окружающей среды и все прочие агентства, занимающиеся примерно тем же, состоит из пламенных ботанов, которые изо всех сил стараются сосредоточиться на картине в целом и удовлетворять потребности большинства, а не избранных. И нападать на такие учреждения — это нападать на всех нас, а нам нужно защищать свои общие интересы.

Управление по защите окружающей среды — это американский народ, а все мы — это Управление по защите окружающей среды. По крайней мере, в идеале.

Сейчас об этом уже и не вспомнишь, но очень долго сама мысль, что люди могут повлиять на жизнь на планете, казалась просто смешной. Со времен начала Промышленной революции принято было считать, что Земля такая огромная, а людишки так ничтожны, что мы можем навредить разве что совсем немножко.

Это представление всерьез изменилось лишь в шестидесятые, и на то было несколько причин. Астрономы начали сравнивать климат других планет с климатом Земли. Появилось первое фото Земли — такой одинокой и хрупкой за иллюминатором командного отсека «Аполлона-8»: оно разошлось по всему миру в конце декабря 1968 года и оказало колоссальное влияние на настроения в обществе. Первые портреты нашей планеты, снятой издалека, заставили нас радикально пересмотреть свое мировоззрение.

А потом настал первый День Земли. Не «День борьбы за чистоту в нашем районе», не «Национальный день окружающей среды». Этот митинг должен был донести до всех нас, что наша планета — это огромная единая экосистема, что Земля — это глобальное деревенское пастбище. В мировоззрении «все и сразу» изначально заложены моральные принципы. Все мы в ответе за глобальное пастбище. Все мы должны помогать соседям, а теперь стало понятно, что соседями нужно считать и тех, кто живет в другом полушарии. Кем бы ты ни был, ученым или художником, великим политиком или рядовым гражданином, ты обязан отстаивать общее благо. Вскоре такой образ мыслей стал уже не просто разумным, но и очевидным — по крайней мере, для многих. Поэтому да, День Земли достиг своей цели. И продолжает влиять на нас до сих пор.

Шумный успех первого Дня Земли привел к тому, что теперь его отмечают 22 апреля каждый год. В старших классах, в начале семидесятых, я побывал еще на нескольких демонстрациях по этому случаю. Как и многое в нашем обществе, со временем празднование Дня Земли стало более организованным — и более коммерческим.

Казалось бы, мои велосипедные поездки на эти демонстрации не принесли особой пользы. Читатель вправе заметить, что лично мое присутствие на митингах не оказало никакого материального воздействия на настроения политиков, заправляющих в Капитолии и Белом доме. Но тут я поспорю. Я считаю, что многолюдные митинги, повторявшиеся каждый год, помогли поддержать и Управление по охране окружающей среды, и многие другие, не такие заметные, государственные агентства, которые способствуют его работе.

И уж наверняка тот День Земли оказался мощным стимулом для меня лично. Я был убежден, что нам как биологическому виду грозит страшная опасность, если мы не научимся рациональнее применять собственный мозг, и День Земли определил и мое отношение к своему собственному влиянию на окружающую среду, и мои цели на будущее.

С тех пор я делал все, что мог, чтобы биться за правое дело и привлекать вас на свою сторону. Поддерживайте дело, которое считаете правым. Ходите на митинги и демонстрации. Найдите единомышленников — или сами создайте свой круг. Поддерживайте и пропагандируйте ботанскую страсть и идею общей ответственности. Заявите о себе, станьте активным, а не пассивным членом демократического общества. А на митингах старайтесь разобраться, какой сделать следующий шаг, чтобы продолжать менять жизнь к лучшему — и локально и глобально.

Многое из того, что я сделал за последние сорок лет — в том числе книга, которую вы сейчас читаете, — было вдохновлено потребностью объяснить людям, что это значит — быть господствующим видом на планете. Мы, люди, знаем, что способны изменить мир, поскольку именно этим мы и заняты, но до сих пор у нас это получалось разве что случайно. Теперь же наша задача — взять на себя ответственность за свои действия, а это предполагает осознанный контроль над переменами. И это наше общее дело. Переложить экстернализованные затраты нам не на кого. И в самом деле, кому посылать счет? Уверен, такого адреса нет ни у кого из нас — ха-ха-ха (?).

Ботаны никогда не опускают руки перед нерешенной задачей, поэтому и я изо всех сил трудился над проблемой изменения климата и удваивал усилия, чтобы попробовать сделать все и сразу. Я пишу об изменении климата в детских книгах и не упускал случая рассказать о нем во время телепрограммы «Билл Най — Человек-физика» (Bill Nye the Science Guy). Я выступал на Днях Земли в Вашингтоне по приглашению президентов — и республиканцев и демократов. Я вел передачу на канале «Нэшнл джиографик» с Арнольдом Шварценеггером — мы с ним рассказывали о загрязнении окружающей среды и глобальном потеплении.