Мужчина в моем сердце - Хельга Нортон

В отличие от сестры, мечтавшей стать актрисой и тосковавшей в усадьбе, Мигель не любил городскую жизнь с ее суматохой и соблазнами. Поморщившись, он вспомнил, как приехал после смерти Габриэлы в Мадрид, чтобы забрать вещи Федерико.

Сестра снимала тесную квартирку на окраине города. Кроватка Федерико стояла в крошечной комнатушке, душной и грязной. Все его вещи, потрепанные и нестиранные, были свалены на полу, тогда как шкафы оказались забиты роскошными туалетами Габриэлы. Увидев эти голые ободранные стены, грязь и запустение, царящие в квартире, Мигель понял, что не возьмет отсюда ничего — ни одной вещи. Тогда же он поехал в самый центр города, зашел в самый дорогой магазин и купил заново всю одежду для мальчика.

Габриэла и Кларенс были женаты меньше полугода, когда сестра призналась Мигелю, что ее брак оказался ошибкой. Но она уже ждала Федерико, и Мигель уговорил ее хотя бы ради будущего ребенка не торопить события и не разводиться с мужем. Быть может, если бы он не сделал этого, сестра была бы сейчас жива. Но тогда, возможно, не было бы Федерико.

Вообще, Мигель часто спрашивал себя, когда же Габриэла перестала быть его любимой сестренкой и превратилась в распущенную капризную молодую женщину с сомнительными жизненными принципами. Наверное, надо было уделять ей больше внимания, чаще отрываться от работы, чтобы пообщаться, сходить куда-нибудь вместе. Но что теперь говорить…

Был и еще один человек, не желавший этого брака, — мать Кларенса, Эмили Гришем. Мигель впервые встретил ее на вечеринке, устроенной молодоженами по случаю окончания медового месяца. Эмили тогда прямо заявила ему, что не слишком довольна женитьбой сына, так как у нее были на него другие планы — мальчик подавал большие надежды как автогонщик, его ждали в Америке, а он застрял тут с какой-то девчонкой.

Единственное, что хоть как-то примиряло Эмили с женитьбой сына, так это богатство самого Мигеля. Она понимала, что и Габриэла, должно быть, не бедна, но каково состояние невестки, ей выяснить так и не удалось, тем более что та не имела права распоряжаться своим наследством до того, как ей исполнится двадцать пять лет.

Эмили считала, что ребенок молодым людям ни к чему, и беременность необходимо прервать. Габриэла, которая боялась, что из-за беременности может пропустить выгодное предложение какого-нибудь режиссера, была готова последовать совету Эмили. Только отчаянные уговоры Мигеля и его обещание взять на себя все расходы на ребенка, удержали Габриэлу от непоправимого шага. Так Мигель стал опекуном Федерико. К сожалению, только увидев квартиру Габриэлы, он понял, что деньги, которые он присылал для племянника, сестра использовала совсем по другому назначению.

Выезжая из города, Мигель с трудом удержался, чтобы не позвонить домой и не справиться о здоровье Федерико. Он не хотел, чтобы Айрин думала, что он ее проверяет. Или боялся услышать ее нежный голос?

Мигель слишком поздно понял, как усложнилась его жизнь с появлением мисс Кэррингтон, соблазн оказался слишком велик, он не справлялся сам с собой. Он слишком много думал об этой девушке.

Не думай об Айрин, твердил он себе, думай о Федерико. Ему нужна няня, и твои взрослые желания или нежелания не играют никакой роли — и не должны играть еще пять лет. И потом, даже если тебе и нравилась Айрин, то письмо миссис Хенстридж должно было вытеснить эти чувства, уничтожить их в зародыше.

Тогда почему же он так торопится домой, отложив еще одну важную встречу, которая должна была состояться вечером? Потому что хочет видеть Федерико, почему же еще! Тереса уже сообщила ему по телефону об отъезде Пилар. Нельзя сказать, что он сильно огорчился, но надо проверить, как там ребенок, — малыш впервые остался вдвоем с новой няней. А вдруг она его обижает?

За окном расстилался огромный сад, и Айрин уже давно не терпелось исследовать его. Дождавшись, когда спадет полуденная жара, девушка решила, что пора выйти на разведку. В конце концов, детям необходимо дышать свежим воздухом.

Одев мальчика как можно легче и удобнее, она усадила его в прогулочную коляску — тоже совершенно новую, хотя Федерико было уже восемь месяцев. Как это могло получиться? Неужели с ребенком никогда не гуляли? Или носили его только на руках? Но спросить было некого. Пилар уже уехала, а разыскивать ради этого Тересу, наверное, не стоило.

Преодолев все ступени и коридоры, они выбрались на улицу, и тут Айрин сообразила, что, как всегда, забыла и темные очки, и шляпу. А солнце все еще пекло нещадно. Но снова тащиться сквозь лабиринт лестниц и переходов из-за какой-то панамы у Айрин не хватило духу. Ладно, будем держаться в тени, решила она, с удовольствием разглядывая высокие кипарисы, кусты малиновых бугенвиллий, мандариновые деревья и длинные ряды пышных роз всевозможных цветов и оттенков. Отовсюду слышался плеск воды — работали фонтаны. Федерико хорошо — его головка прикрыта. Кстати, надо будет поговорить с Мигелем об одежде для малыша. Вот и тема для беседы во время ужина.

Айрин усмехнулась. Лет через пятнадцать Федерико ни за что не согласился бы обменять все свои модные вещички на простую и дешевую, но такую удобную одежду. Сама-то она любила свободные вещи из натуральных материалов — сейчас на ней была тонкая футболка и джинсовая юбка. Контракт особо оговаривал, что она не должна носить форму, Мигель не хотел, чтобы за его малышом смотрела женщина в казенной одежде.

Под ногами шуршал гравий, на деревьях весело чирикали воробьи. Айрин катила перед собой коляску, рассказывая Федерико обо всем, что им встречалось на пути.

— Смотри, Федерико, розы. — Вынув малыша из коляски, она поставила его перед клумбой, чтобы он лучше рассмотрел цветок. — Это роза. Понюхай, как хорошо пахнет.

Цветы благоухали так сладко, что Айрин нюхала их с не меньшим увлечением, чем Федерико. Повернувшись наконец, чтобы усадить мальчика обратно в коляску, она чуть не вскрикнула от неожиданности — перед ней стоял доктор.

— Извините, если напугал, но вы так мило нюхали розы, что мне не хотелось тревожить вас, — сказал он с улыбкой. — Я просто заехал на минутку узнать, как наш малыш. Вижу, что все в порядке.

— Да, температура больше не поднималась, ест он хорошо, — ответила Айрин с благодарностью.

— Мигель будет рад услышать это. А вот и он сам, — воскликнул доктор, оборачиваясь.

Айрин почувствовала, что краснеет. Ей вдруг стало невыносимо жарко и снова, как вчера, закружилась голова. И как это она забыла надеть какую-нибудь шляпу или кепку?!

— Если бы вы знали, — сказал доктор, обращаясь к Мигелю, — какую прелестную картину я наблюдал только что! Ваша очаровательная Айрин показывала Федерико розы.

«Ваша Айрин»! Можно подумать, что она…

— Ребенку необходимо каждый день узнавать что-то новое, — неловко перебила она доктора.

— Их посадила еще моя мать. Она очень любила запах роз, — ответил Мигель, бросив быстрый взгляд на Айрин и тут же отвернувшись к доктору.

Айрин почувствовала, как возобновляется головная боль. Тело вдруг стало странно легким, почти невесомым. Будь она одна, Айрин тотчас же отошла бы в тень. Но при Мигеле ей не хотелось выказывать слабость. Тем более признаваться в том, что она могла что-то забыть или сделать не так.