Ретроградный Меркурий - Ольга Пряникова

заплакала и его спутница. Митя вынул из кармана пачку бумажных платков, но она покачала головой и достала свои. Упаковки были совершенно одинаковыми, общались они оба друг с другом какими-то незначительным жестами, что и выдавало их глубокую близость и давний навык понимать друг друга без слов. Кроме того, Митя рассказал, что он режиссер, это сразу многое объяснило.

Эрзин не знал его, но поискал фамилию в Интернете, покачал головой. Пациент был безусловно интересный и перспективный.

Ему удалось быстро подобрать довольно удачную терапию, Митя словно бы поутих, но таблетки глушили его способность к быстрым реакциям на съемочной площадке, о чем он и поведал доктору при следующей встрече.

Решено было «потерпеть» и добавить гипноз, который Эрзин не любил и практиковал крайне редко. Но Митя упорно молчал, не рассказывая врачу о причинах своих страхов, поэтому гипноз все-таки пришлось пробовать. Кое-что прояснилось, добавила информации и постоянная Митина спутница – Эрзин улучил момент с ней познакомиться и разговорить.

Она была словоохотлива, потому что понимала, как работает схема лечения.

За несколько минут в курилке она бегло обрисовала доктору ту ситуацию, в которой Митя находился последние годы. Катю она обрисовала совершенно сумасшедшей, Митю – бесхребетным, а себя – посторонней на этом празднике жизни.

– Сеть, – сразу определил Эрзин.

– Это такой медицинский термин? – удивилась Соня.

– Нет, это, я бы сказал, мой личный термин.

– А почему не «клетка»?

– Ну какая же это клетка, извините, забыл ваше имя…

– Соня.

– Да, Сонечка. Из клетки всегда есть выход. А из сети – нет. Тот, кто в нее попадает, любым своим движением запутывает ее вокруг себя еще сильнее.

Соня помрачнела.

– Вы рыбак? Так рыбу ловят, да?

Эрзин громко засмеялся, – девушка ему понравилась.

– Так, Сонечка, ловят не только рыбу. Но я не рыбак, я – врач. Я должен эту сеть теперь как-то разрезать и выпустить вашего друга на свободу.

– Он мой шеф, а не друг.

– Надо же, вы актриса?

Митя подошел, не дав им договорить. По их глазам он сразу все понял, скомканно попрощался с доктором и резко потащил Соню за руку к лифтам.

Эрзин ухмыльнулся. Потом, наблюдая за ними из окна, убедился, что ошибки быть не может.

«Хорош психопат, – улыбнулся он себе в пышные усы, – жена, безумная бывшая любовница преследует его, не может отпустить, и совершенно циничная любовница нынешняя, которая еще и работает с ним. Ничего не упустил, молодец мужик. Все друг с другом знакомы, все с ним носятся, по врачам водят за руку, наверняка еще и кофе в постель…»

Эрзин загрустил, вспомнив о своем затяжном одиночестве при вполне сознательной доле холостяка.

Вечером, дома, он не без труда нашел в Интернете Машину фотографию. Соню нарисовал по памяти на пустой стороне собственной визитки. В следующий визит по его просьбе Соня принесла ему фотографию Кати.

Всех трех дам Эрзин разложил на рабочем столе треугольником, а в центр поставил зажигалку, которая должна была олицетворять Митю. Кое-кого в этом треугольнике не хватало, но и существующей расстановки сил было достаточно, чтобы представить себе дальнейшее развитие событий.

Эрзин долго гладил короткую бороду, делал короткие пометки в тетради, после чего смел всех девушек одним движением в ящик стола, а зажигалка, сразу переставшая быть Митей, была использована им по прямому назначению – он раскурил трубку, что делал в минуты особенно занятных размышлений.

Затем ему в голову пришла забавная мысль – он достал из ящика Сонин миниатюрный портрет. Вышло очень похоже.

«Подарю ей завтра», – решил Ефим Михайлович.

Ему давно хотелось некоторого флирта, игры – его внутренний фавн скучал и требовал развлечения.

Так все и вышло бы, но как часто бывает в любом процессе, в ход событий вмешались забавные случайности.

Свой портрет Соня так и не увидела – на следующий сеанс Митя пришел один.

Уже выходя, он получил от доктора твердый прямоугольничек, завернутый в новый рецепт.

– Убедительно прошу передать знак внимания и глубокий поклон вашей коллеге, – смущенно сказал Эрзин.

Ему была интересна реакция пациента, но Митя ничего не понял и развернул бумажку только в лифте. Вспыхнул, даже сказал резкое слово в адрес распутного психотерапевта, хотел было выбросить визитку, но возле лифта не было мусорки, и Митя просто засунул ее в карман джинсов.

Вспомнил о ней он только возле собственного подъезда, когда искал в кармане сигареты, и резко остановился – нести это в дом было нельзя. Маша могла решить, что это он нарисовал Соньку, соответственно, и по этим рубежам все было бы провалено.

Мусорки снова не было нигде, поэтому он просто аккуратно положил визитку на землю под ближайший куст сирени.

Оглянувшись вокруг осторожным движением вороватого кота, он слегка присыпал ее песочком, отряхнул руки и потрусил к подъезду. Дома его ждали.

Катя, высоко подняв густые брови, все это время наблюдала за ним со своего привычного места – она ставила машину у детской площадки соседнего двора, откуда открывался прекрасный вид на Митин подъезд.

Забыв запереть машину и обдирая ноги какими-то неухоженными кустами, Катя прорвалась к сирени с обратной стороны – но бумажку увидела сразу.

К ее удивленному разочарованию это был Сонькин портрет, нарисованный чьей-то чужой умелой рукой – Митя не смог бы нарисовать даже солнышко. На обратной стороне, можно сказать, стояла подпись художника.

Дома она бросила визитку на столик в прихожей, сначала повернув ее портретом вверх. Но несколько беглых проходов мимо убедило ее в том, что Сонино лицо она видеть не готова – и перевернула карточку.

Некоторое время она размышляла о происхождении этой вещицы, но позвонил Георгий и очень загадочно попросил ее съездить с ним на несколько дней в Израиль.

Стоял конец мая, в Израиле было уже жарко, но Георгий намекал на какой-то особенный сюрприз, и она, хорошо подумав, согласилась.

За два дня до отъезда в Тель-Авив она часто пробегала мимо столика в прихожей.

Взгляд невольно падал на белую бумажку, из которой запомнилась только фамилия психотерапевта – Эрзин. Остальное было напечатано слишком мелкими буквами.

Пляжи в Тель-Авиве совершенно особенные. Даже зимой они не пустуют – серферы наслаждаются волнами. А вот конец мая был не самым приятным временем, непрерывно дул хамсин – противный ветер, смешанный с песком.

Катя прислушивалась к его особенному звуку – тихому свисту. Это была ее идея – сначала поехать на набережную – она давно не видела моря.

Искупалась, натянула на мокрое тело джинсовые шорты и неожиданно для себя перевернулась и пошла на руках вдоль кромки воды.

Георгий, до этого терпеливо ожидавший ее на спортивной площадке, настороженно привстал.

Нет, напрасно он тревожится, она в полном порядке.