Госпожа Мусасино - Сёхэй Оока

И здесь, на воротах, не было дощечки. Когда Цутому спросил шофера, кто хозяин этой земли, тот с презрительным выражением («Что, не знаешь?») поведал имя президента некой авиакомпании, популярной во время войны.

Территория завода ограничивалась одним складским сооружением. Людей не было. Обитая цинком крыша прохудилась, вечерний ветерок теребил ее и разносил по округе звук лязгающего металла.

Отсюда дубовые деревья спускались по склону вниз. Цутому сел на корточки посредине этого бора.

Кроме неприятно звенящей на ветру крыши, не было слышно ни звука. В просвет ветвей молодых дубков, переплетенных между собой, было видно, как на темнеющем небе постепенно угасают последние лучи заходящего солнца. Цутому взволновало это зрелище.

На обратной дороге изо рва, прорытого под железнодорожной веткой, ясно проступили силуэты гор. В стороне горы Ёкояма, высившейся над Тама, которая зеленью напоминала тропики, ниже хребта Титибу выступали границы кряжа Тандзава, южные стороны Оямы круто обрывались в равнину. Над ними плотно сгустились тучи, спрятав из виду Фудзи.

На другой день Цутому пересек щитовидное плоскогорье, подошел к Ногаве и оттуда направился к Футю. Выбранные им старые уголки пересекались с новыми автодорогами. Среди строений, некогда относящихся к аэродрому Татикава, сейчас сверкал крест белой часовни. А чуть левее высоко в небе появилась тонкая радуга.

Краснела ограда синтоистского храма, на стволах дзельквы в старой аллее торчали толстые наросты. По улицам, вдоль которых выстроились старые постоялые дворы, без устали сновали заграничные машины.

Вот такого Цутому, возвращавшегося с прогулок погруженным в размышления, радостно наблюдала Митико. Это уже не был тот тихий сирота, которого она знала давным-давно. Что-то, не известно что, случившееся на войне или в какое-то другое время, затронуло его душу, а что, она не знала. И это ее немного пугало.

В манере держаться Цутому произошли некоторые изменения. Например, у него появилась привычка молча и быстро входить в комнату.

Когда Акиямы не было дома, Митико и Цутому подолгу разговаривали друг с другом. Темой их бесед в основном были воспоминания об отце Митико, тогда Цутому превращался в прежнего тихого подростка. То, что у него сложилось сыновнее отношение к старику Миядзи, очень радовало Митико.

По отцовской линии им передался одинаковый склад ума, и на самом деле, они очень походили на брата и сестру. При встречах им казалось, что в собеседнике они видят самих себя, до того образ их мыслей был схож.

Однако на ужинах, на которых присутствовал Акияма, они не могли свободно говорить о Миядзи. Акияма в основном неприязненно молчал, а когда ужин кончался, сразу удалялся в кабинет для подготовки лекций. После его ухода оставшиеся наедине Цутому и Митико приступали к чаю и долго болтали в чайной комнате, за что однажды Акияма отругал Митико. На следующий день Митико было очень неприятно рассказывать об этом Цутому, но он лишь рассмеялся ее словам, и женщина вздохнула с облегчением.

Индифферентность Цутому была не чем иным, как проявлением презрения к Акияме, но Митико вбила себе в голову, что так он выражает сочувствие к ней. Поэтому в качестве благодарности за это сочувствие она не могла не баловать Цутому, а с течением времени это стало ее единственной каждодневной прихотью.

С другой стороны, она и Акияме старалась угодить. В ее отношении к мужу была заметна большая участливость, вызванная беспокойством жены, принявшей в семью собственного родственника. Акияма удивился необычной заботливости Митико, а если бы он знал, что это отношение родилось вместе с благодарностью к Цутому, то он был бы более осторожным. Однако ему казалось, что опасность исходит от отношений Цутому с Томико, и потому даже не пытался разгадать смысла перемен в жене.

Митико тоже постепенно стала изводиться из-за этих отношений. Сказывалась теплота, которую она. ощущала в задушевных разговорах с Цутому. Многие считают, что душевная близость обычно рождает зависть к сопернице, но в сердце простодушной Митико происходило другое. В данном случае она безошибочно понимала Цутому.

Она знала, что привязанность женщины, жаждущей его расположения, не находила в нем естественного для молодого человека отклика. Подобные отклики любят изображать в романах как завязку любовной интриги, но если у мужчин нет низких помыслов использовать такое расположение в свою пользу, эти отклики ни к чему не приводят. А у Цутому не было низких помыслов.

Да и форму расположенности Томико к Цутому было трудно определить. Она пригласила Цутому в качестве домашнего учителя для Юкико, но определенно было здесь что-то помимо ее обычного каприза. Выражала она это чувство во всегдашнем кокетстве, как тогда, когда она выказала Цутому сочувствие за ужином, на котором присутствовал коммунист Кайдзука. И потом, ее кокетство было всего лишь ежедневной необходимостью, как еда, и для самой Томико не имело никакого значения. Проблема заключалась в том, что она всегда двигалась к какой-то цели, полагаясь исключительно на удачу. Вот почему на том этапе, на котором мы ее застали, она ничего пока не желала. Может быть, только лишь коснуться плеча Цутому рукой, когда поднималась из-за стола. Но все-таки это было уже не то обыкновенное кокетство, которым она отмечала всех.

Акияма был задет этими знаками внимания Томико к Цутому. Он ограничивался тем, что стал ходить к Томико в гости, когда у Цутому не было уроков. Его обижало, что Томико не заговаривала с ним, как бывало раньше, о личном. Акияма даже засомневался, а не его ли собственная уверенность в законности греха привела к рождению чувства Томико к Цутому? Он все не мог забыть, как смотрела Томико на молодого человека, когда вступила в разговор на памятном ужине с Кайдзукой, когда предложила Оно одолжить ее коммунисту.

Досадно было и то, что приходилось мириться с пребыванием Цутому в его доме, и все из-за прихоти Томико. Раньше он был вынужден много терпеть из-за старика Миядзи, но сейчас он жалел себя, принужденного терпеть мучения и неудобства из-за понравившейся ему женщины.

Акияма воспользовался случаем — скромностью Митико, и ему запомнилось то удовольствие, которое ему доставило издевательство над нею.

Жена могла бы игнорировать его нападки, так как нерасположенность к ней мужа уже стала частью семейного уклада, но то, что Акияма начал со всей очевидностью проявлять это свое неудовольствие, ранило Митико. Почти не понимая истинных причин поступков и намерений собственного мужа, она сочла, что причиной плохого настроения Акиямы, скорее всего, было решение принять в дом её двоюродного брата, и она мучилась угрызениями совести. Поэтому она и подумала, а не лучше ли найти какой-нибудь предлог, чтобы Цутому отказали от места домашнего учителя Юкико, а потом заставить его вернуться в дом старого приятеля. Тогда она обратила внимание, что у нее самой не было желания воплощать этот план в жизнь, и удивилась самой себе. Представив жизнь в «Хакэ» без Цутому, она содрогнулась от ужаса.

Митико думала и о том, чтобы открыть подробности Оно и просить его принять Цутому у себя, но и этого ей не захотелось сделать. Поэтому сейчас, когда не было причин опасаться дурных слухов о связи Цутому с Томико, признавшись самой себе, что не хочется ей отправлять юношу в дом Оно, она впервые поняла, каким дорогим человеком стал для нее юноша.