Темная сторона души - Елена Михалкова

Кроме Василия, жена Алексею больше никого не родила, о чемон, бывало, и жалел. К играм и куролесам в постели она оказалась и вовсенеспособна – ни пыла не было у бабы, ни хотения. Но хозяйство вела исправно,работала с утра до ночи, а самое главное – почти не болела: так, простужаласьза всю жизнь пару раз. А что еще от жены нужно? Чтоб здоровая была дамолчаливая.

– Спасибо!

Внук Кирилл встал, отодвинул от себя тарелку, собралсяуходить. Алексей Георгиевич бросил на него испытующий взгляд. Ой, дуреньрастет! Ничего, он его в ежовых-то рукавицах подержит, выправится парень.

– Кирилл, – окликнул он внука, когда тот уже стоялу двери.

– Что, дед? – обернулся парень, как показалосьБалукову, с испугом.

– Ты в теплице окна открыл?

– Открыл, – обрадованно закивал парень.

– Молодец, иди, – махнул рукой Балуков. –Ольга, почему ты сегодня копаешься?

– Не хочу, деда, – заныла та, – наелась.

Алексей Георгиевич промолчал. А что говорить, если девчонкечетырнадцать, а отъелась так, будто два десятка лет лопает, не переставая. Ольгапоняла, что дед сердиться не будет, выскочила из-за стола, унесла свою и братапосуду на кухню, сказала, что на речку идет, – и только ее и видели.

– А я второго дня с соседкой разговаривала, сприезжей, – ни с того ни с сего заявила Галина после того, как все доели иразбрелись по диванам и кроватям – отдохнуть.

Она суетилась вокруг стола, собирая ложки с вилками в таз.

– С матерью Егоровой? – подал голосВасилий. – Она ко всем лезет, все около забора нашего трется. Как кошкадраная.

– Хорошая она женщина, – с укором заметила емумать. – До того по-доброму со мной поговорила, аж на душе легче стало.

Алексей Георгиевич хотел съязвить, но промолчал.

– Трудно ей приходится, – продолжала жена, ловкопроводя по клеенчатой скатерти мокрой рукой. – Дочь родная житья не дает,зять – и вовсе со свету сжить хочет. И все нам завидовала: до чего, говорит, увас семья хорошая, дружная! А я ей говорю: ваша правда, говорю, ЮлияМихайловна, – хорошая, дружная.

Балуков-старший пристально посмотрел на жену. Показалосьему, или в голосе у нее и впрямь прозвучала насмешка? Но пухлое лицо супругибыло безмятежным, и Алексей Георгиевич успокоился. Показалось, конечно. Курицабезмозглая, что с нее взять?

– Чем языком с соседками чесать, лучше бы малинупроредила, – строго сказал он. – Заросло все, запаршивело. И хватит сВаськой нянчиться, у нее своя мать есть.

Галина без выражения взглянула на мужа голубыми глазами,помолчала и кивнула.

– Вечером прорежу. Жара спадет – и прорежу.

Она собрала грязную посуду в таз. Василий вскочил с кровати,взял у нее таз и вышел на кухню, а вслед за ним выскользнула и Катерина –помочь посуду мыть. Галина пошла за ними, но на полпути остановилась иобернулась.

– А про мать, Алексей, ты мне можешь ненапоминать, – сказала она ровно. – Я о том, может, получше тебя знаю.

И закрыла за собой дверь, оставив мужа размышлять водиночестве над ее странной фразой.

Ох, как же мне хотелось убить ее много лет назад! Временамина меня нападала страшная слабость, словно мое желание уже сбылось, и этойженщины больше нет на свете. Можно посидеть на скамейке, прийти в себя,успокоиться, зная, что теперь все будет, как раньше – до того, как онапоявилась в нашей жизни. Я находила скамейку и падала на нее, потому что ногине держали. Помню, что вокруг важно расхаживали голуби, а вдалеке кричалидетишки, и сидеть под солнышком было так славно и спокойно. Казалось – все ужеслучилось. Она мертва. Можно жить, как прежде, только нужно поначалувосстановить то, что она раздавила. Собрать по кусочкам. У меня бы получилось…

Но спустя короткое время морок рассеивался, и я понимала:моя фантазия сыграла злую шутку. Эта женщина жива и будет жить долго-долго.Дольше нас, потому что она неплохо потрудилась, чтобы сократить наши дни. Онапроехала по нас, словно танк, и даже не обернулась. Может, только немногопосмеялась. Как мне хотелось отплатить ей! Как же мне хотелось убить ее…

Тогда ничего не получилось. И хорошо, что не получилось. Мысами справились с нашей бедой. Я знаю, что любовь сильнее ненависти, но мнепотребовалось очень много времени и очень много боли, чтобы понять это.

Человека, из-за которого мне хотелось убить ее, давно нет. Яухаживаю за его могилой и каждый раз, глядя на его фотографию, чувствую, чтомоя любовь жива. Так странно – человек умер, а любовь жива…

Но я пока не знаю, осталась ли во мне ненависть. Много летназад мне так хотелось убить эту женщину, что от ярости и беспомощности сводилоскулы, как от горького лимона. Сейчас я смотрю на нее и не могу разобраться всебе. Я хочу убить ее?

Маша с Костей собирались в баню. Большая помывка, какговорили Вероника с Митей, была назначена на пятницу, потому что в субботулипинская баня использовалась самими хозяевами.

– Ма, а почему баня липинская? – спросил Костя,услышав название бани.

– Потому что своей бани у тети Вероники нет, сгорелатри года назад, – объяснила Маша, складывая в стопочку чистые трусики имаечку сына. – Новую они построить не могут, вот и ходят помыться на тусторону улицы к соседям. А соседку зовут Липа Сергеевна. Понял теперь, почемулипинская?

– Понял, – кивнул Костя. – Только я не хочувместе с этой мыться, – он ткнул рукой куда-то в пол, что было вовсе необязательно: Маша и так прекрасно поняла, кого он имеет в виду.

– Юлия Михайловна с нами и не пойдет, – сказалаона. – Мы с тобой вдвоем помоемся, последними. Знаешь какая славная банькабудет: теплая, ласковая. Ты же горячую не любишь…

– Я вообще никакую не люблю, – сморщил Костяфизиономию. – Мне из ведра нравится. И вообще – зачем в баню идти, если мыутром на озере купались?!

Разговор повторялся примерно в сотый раз, поэтому Маша нестала обращать внимания на нытье сына. В отдельный пакет она сложила грязнуюодежду и сейчас озабоченно прикидывала, сколько времени уйдет на стирку: вещейоказалось неожиданно много.

– Вероника… – позвала она, спускаясь по лестнице.

Никто не ответил. Но Маша пять минут назад слышала голосподруги из нижних комнат и была уверена, что та все еще в доме.

– Верони-ика! – повторила она, заглядывая вбольшую комнату. Там никого не оказалось, и Маша уже собиралась выйти, какхрипловатый голос будто совсем рядом с ней произнес:

– Столько лет прошло, а все пережевываешь в голове,забыть не можешь?

Вздрогнув, Маша резко обернулась и увидела в палисаднике заоткрытым окном две фигуры. Ветер дул в окно, принося голоса с собой, иказалось, что разговаривают в комнате.