Батальон прорыва - Сергей Нуртазин

Уехать быстро не получилось, так как в перестрелке диверсантам удалось прострелить передние колеса грузовика. Пострадал и мотоцикл.

До Львова добрались, когда стемнело…

* * *

Прибытие в город не обошлось без происшествий. Ночью была обстреляна территория Управления НКВД, где они остановились. Доносилась стрельба и со стороны улицы Клепаровского, где были расположены воинские казармы. Скоморохов надеялся после выполнения задания вернуться в Перемышль, но надежды оказались напрасными. Грузовики поставили во дворе Управления НКВД, но разгружать не стали. В управлении сообщили, что немцы прорвались и стремительно двигаются в сторону Львова. Защитникам Перемышля отдан приказ оставить город и отступать по направлению ко Львову. Группе Шилохвостова было приказано ожидать дальнейших распоряжений, но бездействовать им не пришлось. Обстановка в городе была тревожная. Частые бомбежки, жертвы мирных жителей, грабежи, перестрелки бойцов Красной армии и сотрудников НКВД с диверсантами и оуновцами, переходящие в уличные бои, слухи о приближении немцев сеяли панику среди части горожан. Они спешно эвакуировались, следуя за колоннами бойцов Красной армии, которые двигались на восток. Отступающих красноармейцев время от времени обстреливали диверсанты и ОУНовцы. Утром следующего дня Шилохвостов поднял пограничников и велел грузиться на полуторку, где уже сидели бойцы НКВД. Скоморохову и пограничникам Шилохвостов объяснил:

– Надо помочь местным сотрудникам НКВД. Нам поручено оперативное задание. Из окон здания неподалеку от Рыночной площади обстреляна воинская колонна одной из частей восьмого механизированного корпуса. Наша задача состоит в том, чтобы произвести оцепление и обыск дома, из которого предположительно велся огонь, с целью обнаружения оружия и враждебных лиц. Всех подозрительных задерживать. При выполнении задания быть предельно внимательными. В каждом окне, на каждой крыше и чердаке может быть враг. Жителям города приказано не появляться у окон и держать их закрытыми. Так что при малейшем подозрительном движении открывайте огонь на поражение без предупреждения.

Грузовик и «эмка» помчались по улицам города в направлении Рыночной площади. Никому из пограничников не приходилось прежде бывать в Львове – городе величественных храмов, уютных улочек, красивых старинных зданий, которые радовали глаз, но их взгляды и стволы винтовок сейчас были направлены на окна и чердаки, откуда в любую минуту могла прилететь смерть. Полуторка и черная «эмка» резко остановились. Повинуясь приказу, пограничники и бойцы НКВД попрыгали из кузова и быстро оцепили дом. Часть из них, во главе с Шилохвостовым и сержантом из львовского управления НКВД, вошла в подъезд. Облава длилась недолго. Вскоре из здания вывели светловолосого парня лет восемнадцати в белой рубахе. Он кричал, что невиновен, пытался вырваться, но ему связали руки и затолкали в кузов полуторки.

Шилохвостов, потирая костяшки на кулаке, подошел к Скоморохову.

– Сопротивлялся, щенок. Спрятал обрез под шкаф, думал, не найдем. Сажай бойцов в грузовик, поедем…

Договорить лейтенант не успел. Скоморохов заметил, как в окне второго этажа дома напротив шевельнулась цветастая занавеска, между створками высунулся ствол винтовки. Он навалился на Шилохвостова, увлекая его за собой. В ту же секунду раздался выстрел. Шилохвостов и Скоморохов повалились на мостовую. Пуля ударила в полуметре от них, в то место, где еще недавно стоял Шилохвостов. За первым выстрелом последовал второй. На этот раз стрелок цель не выбирал. Боец НКВД вскрикнул, вывалился из кузова грузовика. Ответили беспорядочной стрельбой, но ОУНовец успел нажать спусковой крючок третий раз. Один из пограничников упал рядом с задним колесом «эмки». Скоморохов выстрелил из револьвера. Стекла посыпались на мостовую, но стрелок уже исчез. Скоморохов кинулся к подъезду:

– Бондаренко! За мной!

Когда они вбежали в подъезд, стрелок уже поднимался вверх по лестнице. Звуки его торопливых шагов четко донеслись до чуткого слуха пограничников.

– Быстрее!

Наверху скрипнула крышка чердачного лаза. Ее ОУНовец оставил открытой, но в черный проем чердака пограничники, памятуя об уличных боях в Перемышле, сразу соваться не стали. Поднимались осторожно, направив в темноту дула револьвера и винтовки. Засады на чердаке не оказалось, стрелок вылез через слуховое окно, побежал по крыше. Сверху доносился топот и громыхание жестяной кровли. «Упустим гада!» – мелькнула мысль в голове Скоморохова, он ринулся к слуховому окну, вылез на крышу, огляделся. Оуновец уже бежал по черепичной кровле стоящего впритык дома. Скоморохов прицелился, выстрелил. Мимо. Однако выстрел заставил оуновца оступиться. Он заскользил к краю, его руки судорожно хватали черепицу в надежде за что-нибудь зацепиться. Остановиться удалось у самого края. Стрелок осторожно поднялся в надежде избежать преследования, но в это время его заметили те, кто стоял на улице. Выстрелы зазвучали один за другим. ОУНовец неуклюже взмахнул руками и с протяжным криком полетел вниз. Скоморохов и Бондаренко рванулись к слуховому окну.

Когда они спустились, тело оуновца лежало на мостовой в луже крови. Это был темноволосый усатый мужчина лет сорока пяти. Рядом, лицом вниз, лежал арестованный парень. На белой рубахе два красных пятна. Как оказалось, он решил воспользоваться суматохой, чтобы бежать. Но два метких выстрела Шилохвостова заставили его остановиться навечно. Неожиданно из дома выбежала женщина, с воплями и плачем она упала на колени рядом с телом парня. К Шилохвостову подошел сержант.

– Трупы надо бы доставить в управление для выяснения…

Шилохвостов оторвал взгляд от плачущей женщины, устало сказал:

– Хорошо. Грузите.

Женщина с ненавистью посмотрела на лейтенанта, вцепилась в руку парня:

– Не отдам.

Тела погрузили, несмотря на протесты и слезы женщины. Грузовик и «эмка» снова помчались по улицам города, вслед им сыпались проклятья…

* * *

На следующий день спокойствия не наступило. Пограничники выполняли оперативные задания, а двадцать девятого июня им было приказано срочно эвакуировать груз в Киев, так как передовые немецкие части подошли к городу и в связи с создавшейся сложной обстановкой командованием было решено оставить Львов. Утром следующего дня в него вошли немцы.

И снова грузовики ехали по дорогам, забитым беженцами и военными. Мотоцикл и «эмку» пришлось отдать сотрудникам управления НКВД, поэтому разместились в двух полуторках. Двенадцать человек, из них восемь пограничников, включая Скоморохова, – всё, что осталось от его бойцов. Прошло десять дней войны, уже не было в живых многих его сослуживцев, семьи Ковальчука, Вари, а он жил и даже не был ранен. Почему он, не нужный никому детдомовец, до сих пор жив? Кто оберегал его? Судьба? Бог? Родители, которых он никогда не видел?

Размышления прервала внезапная остановка. У моста через небольшую речку возникла непонятная суета. Шилохвостов и Скоморохов вышли из кабин грузовиков. К ним подошел высокий капитан с кривоватым носом.

– Командир батальона капитан Хижняк. Сколько у вас бойцов?