Блудный папа для сорванца - Яна Невинная

Как так вышло, что у мальчика нет отца, а у Лизы есть муж? Что за бардак у них творится в семье и почему меня это так, мать его, волнует?

Ехал обратно из травмпункта и старался сдержаться ради ребенка. Уже странным образом понимал, что нужно его оградить от разборок взрослых. Берег. Непривычное чувство. Новое. И это не такая забота, как о сестре или девушке.

Совсем иное. Более глубокое и сильное. Отчего внутри всё сжималось и было трудно вдыхать кислород. Жалость просыпалась к этому мальчику, у которого отобрали возможность знать настоящего отца. А меня лишили собственного ребенка!

За что? Почему? Какими причинами руководствовалась Лиза?

Я никогда не мечтал о детях, они меня не умиляли, оставляли равнодушным. Отпрыски друзей во время наших встреч мельтешили там себе на заднем фоне, не отсвечивали. Что-то мне счастливые папаши про них взахлеб рассказывали, делились успехами, я же пропускал всю эту галиматью мимо ушей. Тогда как они носились с детьми, как курица с яйцом.

Не понимал такого, мне это было чуждо и странно.

Если бы не дурацкое требование моего старика, я бы и не задумался о том, что в моей жизни чего-то не хватает. А кто, вообще, в здравом уме задумывается? Как это происходит?

Сел такой и думаешь: «А не обзавестись ли мне парочкой детишек? И довеском проблем в придачу. Ага».

Но с Кирюхой всё сразу было иначе. Не так как с чужими детьми. Он не мешался под ногами, как другие, мне он оказался интересен. Впервые в жизни левый мальчонка обратил на себя мое внимание надолго. С ним не хотелось расставаться.

Белая муть заволокла трассу, мы намертво встали в пробку среди трех рядов машин. Веселенький канун Нового года, что ни говори.

Двое пассажиров на заднем сиденье притихли и не подавали признаков жизни. Малой уснул, утомившись от переживаний, а его мама с опаской посматривала на меня.

Говорить в присутствии ребенка пришлось тихо. Обменивались взглядами и произносили фразы вполголоса.

– Ты вообще собиралась мне сказать? Даже не смей отпираться, – велел я, увидев, как у Лизы забегали глаза и открылся рот. Она хотела соврать, нет сомнений, но я бы ей этого не позволил.

– Я… Нет, я не собиралась, – замогильным голосом призналась она, заставив меня стиснуть руль от злости. Мне нужно было видеть ее глаза – видеть близко. И я обернулся, пронзая ее взглядом, полным укора и непонимания.

– Ты считала меня недостойным называться отцом? Или ты так влюбилась в своего мужа, что готова была выдать нашего ребенка за его? – выплевывал я слова, понимая, что каждое ранит. Не волнует, пусть ей тоже будет больно.

«Наш ребенок» звучало адски непривычно. Видел по глазам, что и ей непросто давалось это словосочетание.

– Перестань, прошу…

– Ты не имеешь права просить. Ты даже не представляешь, что ты сделала. Неужели совсем не раскаиваешься? Неужели ни разу не подумала, что я должен знать?

– Не кричи, пожалуйста, ребенок спит, – умоляла она, крепче сжимая мальчонку. – Он испугается.

– Испугается чего? Всё равно придется ему сказать.

– Но не сейчас, потом…

– Когда «потом»? – наседал я на нее, не имея никакой возможности остановиться. Внутри всё бурлило и кипело, переливаясь через край. Хотел вынудить Лизу на откровения, на четкие слова правды.

– Когда он подрастет, – выдавила она из себя невнятно.

– Полная чушь. Нельзя к такому быть готовым, сколько бы лет тебе ни было. Ты делаешь только хуже, оттягивая этот момент. В любом случае решать теперь не одной тебе. А если ты заупрямишься, то мы будем разговаривать по-другому.

– Что это значит? – перепугалась Лиза, но меня уже несло.

Может, я не имел в виду в точности то, что говорил, но эффект произвел нужный.

– Я докопаюсь до сути, досконально узнаю, почему ты скрыла от меня ребенка, и, если решу, что ты – неподходящая мать, заберу его у тебя.

– Ты не можешь, не можешь… – запричитала Лиза, вызывая у меня лишь еще больший гнев. Чтобы не заорать, я нажал на газ. Дорога наконец была свободна.

Мы доехали до дома друзей в полном молчании. И когда она попыталась выбраться из машины, я перехватил у нее из рук спящего мальчика, который сонно забормотал, и понес внутрь.

Нести его и осознавать, что это не просто ребенок, а мой сын, было невероятно странным ощущением. В груди до боли сжималось сердце, а в висках бахал пульс.

Малой так доверчиво ко мне прижимался, что я едва не размяк, готовый ради сохранения его спокойствия простить его мать, но спустя несколько минут взял себя в руки и стал рассуждать здраво.

Она не желала ему добра, когда лишила настоящего отца. Она – плохая мать. Если я заберу Кирюху себе, ему будет только лучше.

* * *

Лиза

Я едва справилась с собой, чтобы не разрыдаться прямо в машине. Когда Гриша перехватил Кирюшку и понес в дом, чуть не побежала за ним с желанием отобрать ребенка.

Это мой ребенок! Только мой! До боли было обидно и стыдно видеть прочерк в графе «отца» в документе. Выслушивать упреки родителей, терпеть косые взгляды врачей и окружающих. Костя не захотел усыновлять ребенка. Вернее, он вроде и не был против, но и ярого желания не проявлял.

За семь лет так и не изъявил желания оформить отцовство. Я радовалась и тому, что он относится к Кирюше как к сыну, и не требовала большего.

Всё же бумажки – лишь бумажки. Старалась быть выше этого, не думать и не обижаться на мужа. Мне же с ним повезло…

Так я считала раньше, теперь же с ужасом представляла, что будет с нами.

– Я сам его уложу, – проговорил твердо этот упрямец, вцепившийся в моего ребенка как клещ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не отпускал, не давал приблизиться, будто, увидев этот роковой прочерк, тут же присвоил себе сына.

Я пыталась долгие годы представить этот момент истины, но даже не думала, что будет так страшно и больно.

Я не задумывалась, насколько могущественен Гриша и его семья, насколько они богаты и облечены властью.

В голову даже не закрадывалась мысль, что он захочет забрать ребенка. Зачем ему сын? Господи, да это же полный сюр! Черкасов – заботливый папаша? Да не смешите меня!