Афродита у власти. Царствование Елизаветы Петровны - Евгений Анисимов

Через несколько часов французы уже видели, как новая государыня проследовала в Зимний: «Войска окаймляли улицы, воздух повсюду наполнялся криками „Виват!“, гренадеры, товарищи ее подвига, окружали ее сани с гордою уверенностью и с неописуемым восторгом». Из окон нового жилища императрицы была видна Петропавловская крепость, шпиль собора, под полом которого вечным сном спали ее родители. Может быть, в суете новоселья Елизавета на минуту остановилась у окна и вспомнила прошлое: между ее новым дворцом и крепостью пролегало не только белое ледяное поле застывшей Невы, но и тридцать два года жизни цесаревны, ставшей императрицей…

Елизавета Петровна родилась в подмосковном царском дворце в Коломенском в знаменательный для ее страны и родителей день 18 декабря 1709 года, когда русская армия завершала победную полтавскую кампанию и торжественным маршем вступала в старую столицу. На сохранившихся гравюрах мы видим, сколь красочным и величественным было это зрелище: извиваясь бесконечной змеей, по улицам Москвы двигались полки, под триумфальными арками проходили усатые победители непобедимого ранее короля-викинга, несли трофейные знамена, носилки Карла XII, вели знатных пленных — генералов, придворных короля, тысячи и тысячи солдат и офицеров. Петр, как всегда деятельно распоряжавшийся всей церемонией, перед самым ее началом получил известие о благополучном разрешении Екатерины дочерью. Он дал приказ отложить на три дня вступление победителей в старую шведскую столицу и начал пир в честь рождения девочки, названной редким тогда именем Елизавет…

Детство и юность Елизаветы прошли в Москве и в Петербурге. Девочку воспитывали вместе со старшей сестрой Анной, родившейся в 1708 году. Отец Анны и Елизаветы был почти все время в разъездах, мать нередко его сопровождала. Дочерей царя опекали либо младшая сестра Петра царевна Наталья Алексеевна, либо супруги Меншиковы — самый близкий и верный сподвижник царя-реформатора светлейший князь Александр Данилович и его жена Дарья.

Теперь, проходя по анфиладе нарядных и уютных залов Меншиковского дворца-музея в Петербурге, невольно думаешь о том, что тогда, во времена детства Елизаветы и Анны, здесь не было так тихо и чинно: царские дочери в веселой компании с Сашей и Машей — дочерьми светлейшего князя — и с его сыном Александром, должно быть, устраивали изрядный шум и беготню. А потом их уводила обедать или спать заботливая горбунья Варвара Арсеньева — сестра хозяйки дома княгини Дарьи Меншиковой.

В своих письмах к Петру и Екатерине Меншиков писал: «Дорогие детки ваши, слава Богу, здоровы». Одно из первых упоминаний о Елизавете в переписке Петра и его жены встречается под 1710 годом: в письме от 1 мая царь передал привет «четвертной лапушке» — таким было прозвище, по-видимому, только что начавшей ползать на четвереньках младшей дочери. Тогда же царь плавал по морю на новой шняве с милым ему названием «Лизетка». Впрочем, точно так же звали и любимую собаку царя, и его лошадь: очень уж царь любил это имя — Елизавет.

Вообще в письмах к дочерям и о дочерях суровый, занятый сотнями важных дел Петр преображается: он ласков, весел и заботлив. Аннушка и Лизанька были его любовью, и царь постоянно передает приветы детям, особенно младшей, посылает им гостинцы. Первый официальный выход Елизаветы состоялся 9 января 1712 года. Этот день был весьма важен для судьбы будущей императрицы: ведь она, вместе с сестрой, оставалась внебрачным ребенком, бастардом или, как тогда говорили по-русски, выблядком. В этот день Петр узаконил свои отношения с Екатериной церковным браком — венчанием в церкви. При этом девочки (одной было два, другой — три года), держась за подол матери и спотыкаясь, обошли вослед за родителями вокруг аналоя. Тем самым законность детей признавалась церковью, а стало быть, и Богом, и людьми. Они становились «привенчанными» детьми, законными и правоспособными. После церемонии венчания Анна и Елизавета некоторое время восседали за пиршественным столом во дворце в качестве «ближних девиц» матери-невесты, пока их, усталых и сонных, не унесли в постель. Впрочем, и церемония «привенчания» впоследствии не спасла Елизавету от постоянных заочных укоров своих подданных в незаконности ее происхождения и — соответственно — в отсутствии у нее прав на российский престол.

11 июня 1717 года Екатерина писала мужу, что Елизавета заболела оспой, но болезнь оказалась легкой, и вскоре дочь «от оной болезни уже освободилась без повреждения личика своего». Можно с уверенностью сказать, что если бы после этой болезни Елизавета осталась рябой, то вся история ее жизни, да, наверное, и история России тоже, сложилась бы по-другому — ведь божественная красота цесаревны, а потом и императрицы, сильнейшим образом влияла на ее характер, привычки, поступки и даже политику.

Царских дочерей начали обучать грамоте довольно рано. Уже в 1712 году Петр писал Елизавете и Анне записки, впрочем, без особой надежды на ответ. А вот в 1717 году переписка с родителями уже шла вовсю. Екатерина, бывшая с Петром в походе, просила Анну «для Бога потщиться: писать хорошенько, чтоб похвалить за оное можно и вам послать в презент прилежания вашего гостинцы, на чтоб смотря, и маленькая сестричка также тщилась заслужить гостинцы». И вскоре действительно младшая заслужила гостинец! В начале 1718 года Елизавета получила от отца письмо: «Лизетка, друг мой, здравствуй! Благодарю вам за ваши письма, дай Боже вас в радости видеть. Большова мужика, своего братца (царевичу Петру Петровичу было чуть больше трех лет. — Е. А.), за меня поцелуй».

Совершеннолетней, то есть пригодной к браку, Елизавету признали в феврале 1722 года, когда ей было чуть больше двенадцати лет. Б.-Х. Миних, видевший ее в этом возрасте, позже вспоминал: «Она была хорошо сложена и очень красива, но весьма дородна, полна здоровья и живости, и ходила так проворно, что все, особенно дамы, с трудом за ней поспевали, уверенно чувствуя себя на прогулках верхом и на борту корабля. У нее был живой, проницательный, веселый и очень вкрадчивый ум, обладающий большими способностями. Кроме русского она превосходно выучила французский, немецкий, финский и шведский языки, писала красивым почерком».

На торжественной церемонии по случаю признания совершеннолетия Елизаветы Петр обрезал с платья дочери маленькие белые крылышки (обычай, совсем не принятый в православии), и начался новый этап ее жизни — она стала невестой на выданье. К этому цесаревен готовили многие годы. Французский посланник при русском дворе Жан Кампредон сообщал 9 февраля 1722 года о церемонии вступления в совершеннолетие Елизаветы: девочка кажется «очень милой и прекрасно сложенной. Церемония эта обозначает, что принцесса вышла из детства, и досужие политики выводят отсюда разные заключения относительно брачных партий». Елизавета не уступала в изяществе старшей дочери императора Анне Петровне, которая, по признанию французского дипломата, «красавица собой, прелестно сложена, умница».

Сестры-цесаревны, то есть дочери цесаря-императора, к этому времени умели читать, писать, бегло говорили на иностранных языках, разбирались в музыке, танцевали, умели одеваться, знали этикет. А что еще нужно, чтобы, имея подаренную Богом ослепительную красоту, стать, например, французской королевой? Именно такую судьбу готовил Петр своей средней дочери Елизавете (к этому времени родилась еще дочь, Наталья). В 1721 году он писал русскому посланнику во Франции князю В. Л. Долгорукому, что, будучи в Париже в 1719 году, говорил матери короля Людовика XV «о сватанье за короля из наших дочерей, а особливо за середнею, понеже равнолетна ему (Луи родился в 1710 году. — Е. А.), но пространно, за скорым отъездом, не говорили, которое дело ныне вам вручаем, чтоб, сколько возможность допустит производили». Впрочем, Петр был готов выдать дочь и за принца Луи-Филиппа Шартрского — ближайшего родственника французского короля.