Вобла в эстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники - Лариса Бесчастная

— О, Вероника Борисовна! — воскликнула Катюша и сочувственно поинтересовалась: — У вас что, кто-то умер? Вы в трауре?

— Да нет, — поспешила отнекаться я, — это я так, прячусь… От назойливого ухажёра… — глаза у юной барышни заблестели от любопытства и я развила этот завлекательный сюжет: — Достал, зануда! Гоню его, гоню, а он не отлипает. Вот и сегодня торчит у подъезда, вход перекрыл. Катюша, мне нужна твоя помощь! Твоя и Джека. Пугните его как следует!

— Это мы сию минуту, это для нас пустяки! — оживилась Катя и моментом влезла в свои кокетливые балетки. — Джек! Гулять!

Джек — доберман в расцвете собачьих лет и весом всего килограммов на пять меньше моего — с превеликой охотой рванулся в дверь и Катюша, ахнув и взмахивая поводком, бросилась за ним: «Стой, негодник! Без поводка нельзя!»

Ну до чего же умный пёс! Делом доказывает, что крепко уважает меня: прямым намётом попёр на чужака! Видя такой поворот интриги, Катерина убавила прыть и позволила Джеку нагнать страху на «жениха». Тот ретировался в край двора и сконцентрировал внимание на том, как хрупкая девчонка управляется с матёрым зверем, а я, не спеша, зашла в свой подъезд. «Вот и славно, — усмехнулась я, взбегая через две ступеньки наверх, — первый раунд мой!».

Мария Игнатьевна, она же тётя Муся, открыла мне сразу, едва пискнул звонок, и я с искренним удовольствием от встречи кинулась ей на грудь, одновременно отпихивая её подальше от входа и ногой захлопывая дверь. Такая мера предосторожности была отнюдь не лишней, поскольку радостный вопль соседки мог вылететь во двор и перекрыть лай Джека:

— Никуша!!! Девочка моя!!! Наконец-то! Где ты пропадала? Тут к тебе жених косяком повалил: и звонят, и стучат и спрашивают. Со вчерашнего вечера…

— И что вы им сказали? — обмирая страхом, спросила я свою общительную соседку, проходя за ней в кухню и втягивая носом аппетитный дух горячих пирогов.

— Погоди, не всё разом, детка, — осадила меня та, ставя на огонь чайник, — вот чаёк заварю, пироги выставлю и поведаю тебе всё по порядку: и про ремонт, и про женихов и ещё, что спросишь. А ты, покуда я тут хлопочу, расскажи мне, как твоя бабушка поживает.

Зная непреклонность Марии Игнатьевны, я покорилась и, усевшись за стол, принялась отчитываться о поездке в Астрахань. Особо я не распространялась и управилась в аккурат к началу трапезы. И тут уже я молчала, а тётя Муся, с удовольствием наблюдая как жадно я уплетаю пироги, докладывала о том, как командовала ремонтом в моей квартире.

И сколь бы громко не трещало у меня за ушами от интенсивного жевания, я со вниманием выслушала её отчёт и жалобы на бригаду ремонтников, которые не больно торопились и развели в моём доме такую грязь, что она застращала их тем, что не будет платить за работу.

— Как дала я им жару, так эти бездельники вмиг зашевелились и к девятому мая закончили ремонт в зале, в кухне и в санузле, — похвалилась тётя Муся, — и выгребли весь мусор. Я их рассчитала и сказала, что в жизни больше не обращусь в их вшивую контору и другим накажу.

Я представила себе эту картину и улыбнулась: это она умеет, с неё станется. Наша Марья Игнатьевна, хоть и обладала весёлым нравом, могла быть очень жёсткой. А вообще, она славная женщина и верная, а точнее, боевая подруга. Она величала себя пенсионеркой в «юном пенсионном возрасте», энергично занималась общественной работой, дружила с экологами и пела в хоре ветеранов. Короче, вела весьма активный образ жизни. Но главное её свойство: отзывчивость.

И я не знаю, как бы я пережила болезнь и смерть мамы, если бы не тётя Муся, взвалившая на себя львиную долю моих забот и проблем. Вот и ремонт она затеяла, уговорила воспользоваться отъездом, потому что квартира моя, в которой два года жили квартиранты, была в ужасном состоянии. Марья Игнатьевна долго терпела, а потом заявила, что больше не позволит мне жить в свинарнике и заставила заняться ремонтом…

С благодарностями приняв её отчёт, я напомнила о волнующей меня теме «женихов» и она поведала следующее.

Вчера, часов в шесть вечера, в мою дверь названивал какой-то щёголь. Она, Марья Игнатьевна, как раз спускалась от соседки с пятого этажа и хорошо его видела. Парень явно нервничал и его «японистое» лицо — так она охарактеризовала раскосые глаза Рената — было сердитым. Это моей тёте Мусе не понравилось и потому на его вопрос, когда я буду дома, она грубо ответила, что не следит за молоденькими женщинами, которые имеют право ночевать где им заблагорассудится. Ренат спустился во двор и топтался там не меньше часа, а потом появился какой-то бритоголовый мужик и «япончик» скрылся. Из окна кухни Марьи Игнатьевны весь двор просматривался как на ладони и она хорошо видела, что Ренат испугался и буквально сбежал. А вскоре послышался наглый грохот в мою дверь, отчего выскочили обе мои соседки по лестничной площадке и подняли такой хай, что бритоголовый летел по лестнице как угорелый. Эту картину тётя Муся видела в дверной глазок…

— А Дашка и Ларка ещё долго судачили на площадке и так нелестно отзывались о тебе, что мне пришлось вмешаться, — уведомила меня Марья Игнатьевна и усмехнулась: — Никак не успокоятся бабы, что их мужики заглядываются на тебя. Сами виноваты! Никто не мешает им, распустёхам, наряжаться как ты. И достаток есть, и времени хватает. Ну я им всё это и высказала. Прямо в лицо.

— А ещё кто приходил ко мне? — направила я в нужное русло свою защитницу.

— Сегодня, с самого ранья опять тот «японистый» приходил, но не долго крутился. А следом за ним к тебе рвались аж двое, наглые такие качки. Тех Дашка попёрла. Они у неё что-то спрашивали, а она на весь подъезд орала, что следить за шалавами не нанималась… — я хмыкнула и тётя, Муся понятливо хохотнула: — Вот дура завистливая!

— Это всё? — с надеждой спросила я, не желая тратить время на перемывание косточек зловредным соседкам.

— Нет не всё! — торжествующе заявила Марья Игнатьевна, явно гордясь моей популярностью у мужчин. — Днём ещё один тебя домогался. Этот был поприличней остальных. Строгий такой… Так вот он, не достучавшись, прямиком ко мне позвонил…

— И что вы ему сказали?! — заволновалась я. — Про бабушку и Никитку ничего не сказали?

— Я не дура, чтобы с незнакомыми людьми про семейные дела болтать! — обиделась соседка. — Этому ухажёру я сказала, что ты уехала в отпуск, а куда, с кем и когда вернёшься мне не докладывалась.

Я с чувством сжала руку своей опекунши:

— Не сердитесь на меня, миленькая! Вы же знаете, как я вас обожаю! Просто мне страшно… — она обеспокоено вскинула брови и я призналась: — Это были вовсе не ухажёры… Это мои преследователи. И каждый из них мечтает расправиться со мной собственноручно.

Тётя Муся вскочила с табуретки:

— Что?!!!

Я обняла её за плечи:

— Пойдёмте в гостиную, я вам всё расскажу…

Выслушав мою детективную повесть, тётя Муся укрыла меня своими материнскими объятьями и пригорюнилась.