Убийца 20 лет назад - Александр Михайлович Расев

не надо было добираться автобусом. Впрочем, может это и не очень далеко, кто их  знает. Мне дорога показалась долгой.

Квартирка оказалась обычной однокомнатной клетушкой. Скворцов с женой снимали ее у ка-ких-то хозяев. Ему это не очень нравилось, до Пушкина, где базировалась часть, добираться неудобно, но жена нашла работу неподалеку, и пришлось, скрепя сердце,  согласиться. По дороге Леонид много рассказывал о части, о людях, о солдатах, вспоминал какие-то истории, иногда даже веселые. Водка сделала свое дело, и бессмысленность  похорон  девятнадцатилетнего мальчишки как-то сгладилась.

Я все больше молчал. Не хотелось рассказывать о себе, об отце, о матери.

Дома, наконец, разувшись, мы уселись на табуретках на кухне и поставили чайник. Собственно, ни есть, ни пить не хотелось, но вроде бы так положено – завершить день чашкой крепкого чая.

Уже совсем заполночь,  лежа после душа на мягком диване, я решил задать капитану вопрос, который мучил меня весь день:

– Леонид, смерть Михаила, это больше случайность, или неизбежность? В смысле, чего  в Аф-гане больше – смертей, или побед?

– Какие, к черту, победы? Душманы злые, как черти, и хитрые. Он тебе днем друг, чай с тобой пьет, а ночью тебя же и прирежет. Особенно по первости жутко было – непривычные все, не обу-ченные. Сколько ребят полегло по глупости!

– А Михаил, тоже по глупости?

– Я не знаю. Но вполне может быть. А может, в бою. Только и бой там странный: тебя душман видит, а ты его – нет. И потом, они дома, а мы – черт те где! Так что никаких побед там быть не может. А ребят жалко. – Леонид замолчал и больше не проронил ни слова.

Да я и не спрашивал ни о чем. Лежал с открытыми глазами и думал, что через год и мне пред-стоит надеть военную форму.  И меня могут послать с «интернациональным долгом» куда-нибудь в горы. Зачем? И что, собственно, дает право находящимся у власти распоряжаться людьми? Уби-вать? Посылать на смерть?

Отец рассказывал мне об армии с гордостью. Но его никуда не посылали с оружием. Просидел тихо-мирно где-то под Читой, чистил автомат, шагал строевым да копал картошку. Я хотел спро-сить капитана – как это, посылать солдат на смерть, но он уже спал.

Почему-то я был уверен, что сегодняшние встречи, и со старухой, живущей под портретом Ста-лина и смертельно его боящейся, и с Михаилом, лежащим в могиле, не были случайными.  Вернее, не так. Эти встречи тоже связаны с моими родителями. Но только как, каким образом?

… Утром Леонид растормошил меня рано, показал ключи, сказал о еде в холодильнике и чайни-ке на плите, я протопал за ним к двери, закрыл замок и снова повалился на диван. Было еще со-всем темно, холодно, и вставать не хотелось никак. Я уснул мгновенно, даже не повернувшись ни разу и, наверное, так же мгновенно проснулся. Оказалось, что после ухода капитана прошло не более получаса, окна все так же были затянуты чернотой, свистит ветер, спать бы да спать, а я ле-жал с открытыми глазами.

5.

Сейчас, лежа на диване в квартире приютившего меня капитана Скворцова, я не понимал, что, собственно, делаю здесь, когда отец лежит в больнице.

Создавалось впечатление, что меня и послали сюда только для того, чтобы успокоить отца! Или чтобы не пустить его? Ага! Это что-то близкое к истине. Очень близкое. Но я же приеду и должен буду что-то рассказать! А что? И как отреагирует отец, узнав, что я так и не понял, зачем ездил, и, следовательно, ничего не сделал?

В самом деле. Отец, видимо, срочно хотел попасть в Питер. Так срочно, что решил ехать, ниче-го мне не сказав. Но не поехал. Кто-то или что-то этому очень хорошо поспособствовал. Поехал я. Зачем?

Так, стоп. Начну с начала.

В Питере я со вчерашнего дня. Значит, следуя логике Игоря, сходить по нужному адресу дол-жен был вчера. Или позвонить. Я не пошел. Интересно, это важно или нет? И как там отец?

Я посмотрел на часы. Что-то около восьми. Гарика еще можно застать дома. Быстро вскочив, подошел к телефону, на какое-то мгновение засомневался, правильно ли без спроса звонить по междугородке, но потом подумал, что не беда, оставлю денег, и набрал номер.

Гарик снял трубку почти сразу.

– Привет! Как дела?

– У нас нормально. Ты в Питере? Как добрался?

– С приключениями. Слушай, к тебе просьба – сходи к отцу, скажи, что я просил навестить, уз-нать что да как и спроси, не заходил ли Игорь, мол, тебе с ним надо встретиться и послушай, что и, главное, как он ответит.

– Ладно. А ты когда позвонишь?

– Как скажешь.

– Давай часов в двенадцать. Я успею сбегать и вернуться.

– А ты не работаешь?

– Так сегодня воскресенье!

Воскресенье! Да, правильно. Все дни перепутались.

Попрощавшись с Гариком, вскипятил чайник, нашел булку и масло в холодильнике, позавтра-кал. Было около половины девятого, когда я вышел из дома.

День был ясный и тихий. Я решил пройтись пешком, оглядеться, посмотреть на город. В какую сторону шагать мне было, в общем-то, все равно. До двенадцати еще достаточно долго, а идти по нужному адресу до разговора с Гариком я не собирался. Не знаю, что я ждал от этого разговора, какой информации, но казалось, что  Гарик должен был сообщить что-то важное.

Так и топал, не очень обращая внимание на прохожих, но более или менее внимательно рас-сматривая дома. Пару раз заглянул в магазины и удивился, что в них не было привычного запусте-ния. На прилавках лежала колбаса, не томились очереди около мясных и молочных отделов. Сло-вом, все не так, как дома. Я не особенно этому удивился. Лучше нас живут? Ну и пусть. Мне-то что? Ездить сюда за продуктами бессмысленно, да и с собой везти что-либо я не собирался. Так, может быть, немного кофе.

Совершенно неожиданно, свернув на какую-то маленькую улицу, я мельком глянул на ее на-звание, оно показалось знакомым. Да, правильно. Именно эта улица указывалась в адресе, кото-рый мать прислала в своем первом и единственном письме. Улица Комиссара Волкова, дом 10, квартира 25. Маленькая, зажатая большими каменными домами улочка. Наверное, летом, в жару, здесь необыкновенно душно и пыльно. Ни деревца, ни кустика.

Я остановился около магазина,