Умереть в Париже. Избранное - Кодзиро Сэридзава

— Стремление учиться достойно всяческого порицания! — в один голос талдычили они. — Если найдёшь в себе мужество бросить учёбу, если отвергнешь себя и начнёшь "источать благоухание" (проповедовать), болезнь немедленно тебя оставит. Недаром предостерегала основательница: "Мудреца Бог спасает в последнюю очередь", ибо тот, кто учится и стремится к славе, полагаясь на ум, забывает о вере. Милосердие Божье призывает тебя бросить школу.

Несмотря на то что и меня самого эта проблема сильно мучила, я не мог подчиниться их увещеваниям. Моё желание во что бы то ни стало продолжать учёбу было столь же сильным, как инстинкт жизни, поэтому я, никого не слушая, пришёл к выводу, что Бог не может не одобрять то, к чему я стремлюсь. К тому же мой старший брат, окончив тогда среднюю школу, поступил в Первый лицей[20], и я не мог понять, руководствуясь какими соображениями, Бог не позволяет мне того, что позволил моему брату.

Если уж нужно было каяться, я готов был признать свою вину в том, что не мог смириться с буйным характером новой тётки и постоянно нарывался на ссоры. Я допускал, что в моём стремлении защитить трёх детей, оставленных тётушкой О-Тига, просматривается семейная предвзятость. Следовало отвечать непротивлением на грубость новой тётки, быть всем довольным и препоручить себя воле Божьей. Но я оказался на это не способен, вот меня и свалил плеврит. Примерно так я рассуждал, пытаясь объяснить причину моей болезни.

Но как-то раз меня внезапно поразила следующая мысль. Все дети моих дядей стали рыбаками, и только я один из всех пошёл в среднюю школу — не в этом ли моя вина? Я пришёл в ужас. Ведь именно из-за того, что мой отец примкнул к учению Тэнри, дядям пришлось стать рыбаками, из-за того же самого пришлось стать рыбаками их детям. Как же постыдно, как несправедливо получилось, что я один занимаю особое, привилегированное положение! А купленный Сойти? Этот мальчик стал рыбаком вместо меня! Что до старшего брата, то он с малых лет был удалён от рыбацкой деревни, а меня дядя растил в надежде, что я стану рыбаком. Я предал дядю — вот в чём моя вина!

Невозможно вообразить, как сильно угнетали меня эти мысли. Насколько всё было бы проще, пойди я в рыбаки! Правда, я был подвержен морской болезни… Когда во время летних каникул мы выходили в море, стоило нам покинуть устье реки, как меня начинало страшно мутить, я умирал от качки, и нам приходилось поворачивать назад. Мне говорили, что я скоро привыкну, но я так и не смог привыкнуть к морской болезни, и даже дядя, кажется, смирился с тем, что мне не быть рыбаком. Я столь сильно страдал от всех этих рассуждений и от своей вины, что стал вполне серьёзно подумывать о самоубийстве и не раз с этой мыслью взбирался на скалу Фудо вблизи устья реки Каногавы. Прямо под скалой стояла синяя вода, достаточно спрыгнуть вниз, и меня немедленно поглотит пучина. Но со скалы Фудо по ту сторону реки над купами вековых сосен открывался такой красивый вид на Фудзияму! Как я себя ни настраивал, я не смог броситься вниз. Наверное, просто трусил.

В конце концов я решил просто не обращать внимания на плеврит. Соответственно, не прислушиваться к словам проповедников. И не пропускать ни одного дня занятий в школе. Во-первых, потому, что я был уже слишком взрослым, чтобы позволить себе отлёживаться дома, лодырничать и праздно слоняться, мозоля всем глаза. Но ещё и потому, что мне хотелось бросить вызов проповедникам. Вы убеждаете меня уйти из школы, так вот же, я буду ходить на занятия, пока не свалюсь и не умру. Я едва не совершил самоубийство, поэтому ничто не привязывает меня к жизни. Я не знаю, в чём состоит истинная воля Бога, но самонадеянно утверждать, что Богу угодно именно это, да ещё и принуждать поступать соответственно, не значит ли совершать большой грех? Лучше уж я на собственной шкуре испытаю, в чём состоит истинная воля Бога! Мои мысли были не лишены мелодраматизма.

Я обращался к врачу только первые две недели. Врач тоже посоветовал некоторое время отдохнуть от занятий. Но я не стал принимать прописанные лекарства. Не из презрения к медицине, просто не было денег. К тому же с малых лет я привык, будь то температура, будь то кровавый понос, выбирать что-нибудь на авось из медицинской сумки, забытой у нас бродячим лекарем из Фудзи. Короче говоря, к своей болезни я относился крайне легкомысленно.

Между тем плеврит достаточно серьёзное заболевание, и, в отличие от поноса и простуды, бывают дни, когда причиняемые им мучения становятся просто невыносимы. Я пытался посещать занятия по физкультуре и военным искусствам, но у меня темнело в глазах, и я терял сознание. Когда в школе не было занятий, я шёл на берег и проводил там время, глядя на море. В эти часы все заботы покидали меня, я сливался с морским простором и, если было тепло, засыпал прямо на прибрежном песке — так мало у меня было сил. Удивительно, что при таком пренебрежении к своему здоровью я остался жив.

В это время к учению Тэнри примкнул профессор права по имени Хироикэ Сэнкуро. Это расценивалось в Тэнри как важное событие. Профессор, разъезжая по храмам, выступал с лекциями. Он посетил и храм отца. Я пошёл послушать его проповедь. Оказалось, что выступление профессора было посвящено не вопросам веры, а большой войне, идущей в Европе. Миссионеры, с такой страстью принуждавшие меня бросить учёбу в средней школе, с интересом, даже с благоговением слушали лекцию профессора Хироикэ только потому, что он был профессор, не подвергая сомнению глубину его веры. Это было непостижимо. Я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться им в лицо.

До сих пор мой отец ни разу не призывал меня бросить школу. Хотя он сообщил мне, что его упрекали за это другие проповедники. Вероятно, это заставляло его сильно страдать, поскольку, отправив своего старшего сына учиться в Токио, он не переставал с почтением относиться к мнению высших иерархов о вреде образования. Когда же он попросил высказаться об этом профессора Хироикэ, тот усмехнулся и сказал:

— Старший сын мой учится в Императорском университете[21], а старшая дочь — в Отя-но мидзу[22].

Говоря после этого с отцом, я понял, что слова профессора его успокоили.

Как бы там ни было, я не умер и без пропусков окончил среднюю школу, точно вышел из битвы победителем. Забавно, что в аттестате значилось: телосложение, здоровье, воля — крепкие; вряд ли преподаватели подозревали, что я не пропускаю занятий только потому, что моя семья слишком бедна, чтобы позволить мне отдыхать дома лёжа на боку.

Кажется, в этом или в следующем году праздновали долгожданную "тридцатую годовщину". И что же? Несмотря на все упования, Бог так и не обнаружил себя. Для меня это был первый шаг к потере доверия к Богу, но у отца и других верующих уже было наготове новое толкование. Насколько я понимаю, теперь они считали, что явление Бога будет заключаться в том, что вслед за основательницей учения придёт тот, кому так же, как и ей, будет дано божественное откровение, он и укажет людям путь к спасению. В итоге учение Тэнри стало восприниматься людьми всего лишь как ещё одна школа синтоизма. Я и сейчас думаю, что произошла какая-то досадная ошибка… Несмотря ни на что, Тэнри остаётся одной из прекраснейших религий, рождённых в Японии. Но меня в те годы отторгал тот первоначальный, живой образ, который, как всё живое, имеет любая религия в период своего быстрого расцвета. В ту пору я не был ещё достаточно умён, чтобы воспринимать религию в её развитии. Я успокоился, осудив, опираясь на весьма поверхностные рассуждения, всё то в вероучении, что вызывало у меня непонимание и удивление. В этом смысле не я потерял доверие к богам[23]. Настал день, когда боги от меня отвернулись и ум мой развратился.