Легенды Крыма - Никандр Александрович Маркс

приятеля, хотя он и не был мудрец.

– Средство хочу, – объявил хан, – чтобы камень золотом становился.

Подумали беки и мудрецы:

– Помешался хан; если бы можно было так сделать, давно бы люди сделали.

Однако сказали:

– Воля падишаха священна. Дай срок.

Через неделю попросили:

– Если можешь, подожди.

А через две, когда открыли рот, чтобы просить нового срока, хан их прогнал.

Умный был хан.

– Пойду сам поискать в народе мудреца, – решил он.

Беки отговаривали:

– Не следует хану ходить в народ. Мало ли что может случиться. Может услыхать хан такое, чего не должно слышать благородное ухо.

– Все же пойду.

Оделся дервишем и пошел.

Правду сказали беки. Много обидного услышал Гирей и о себе, и о беках, пока бродил по солгатским базарам и кофейням. Говорили и о последней его затее:

– Помешался хан, из камня золото захотел сделать.

А иные добавляли:

– Позвал бы нашего Кямил-джинджи, может быть, что и вышло.

– А где живет Кямил-джинджи?

И хан пошел к колдуну; рассказал ему, чего хочет.

Долго молчал джинджи.

– Ну, что же?

– Трудно будет… Если все сделаешь, как скажу, может, что и выйдет.

– Сделаю.

И хан поклялся великой клятвой:

– Да ослабеют все три печени, если не сделаю так.

И повторил:

– Учь талак бош олсун.

Тогда сели в арбу и поехали. Восемь дней ехали. На девятый подъехали к Керченской горе.

– Теперь пойдем.

Шли в гору, пока не стала расти тень. А когда остановились, джинджи начал читать заклинание.

На девятом слове открылся камень и покатился в глубину, а за ним две змеи, шипя, ушли в подземный ход. Светилась чешуя змей лунным светом, и увидел хан по стенам подземелья нагих людей, пляшущих козлиный танец.

– Теперь уже близко. Повторяй за мной: Хел-хала-хал.

И как только хан повторил эти слова, упали впереди железные ворота, и хан вошел в другой мир.

Раздвинулись стены подземелья, бриллиантами заискрились серебряные потолки.

Стоял хан на груде червонцев, и целые тучи их неслись мимо него.

Поднялся из земли золотой камень; кругом зажглись рубиновые огни, и среди них хан увидел девушку, которая лежала на листе лотоса.

Завыла черная собака, вздрогнул джинджи.

– Не смотри на нее.

Но хан смотрел, зачарованный. Потускнели для него бриллианты, грубой медью казалось золото, ничтожными все сокровища мира.

Не слышал Гирей ее голоса, но все в душе у него пело, пело песнь нежную, как аромат цветущего винограда.

– Скорей возьми у ног ее ветку, – бросился к нему джинджи, – и все богатства мира в твоих руках.

Поднялась с ложа царевна.

– Арслан-Гирей не омрачит своей памяти, похитив у девушки ее чары. Он был храбр, чтобы прийти, и, придя, полюбил меня. И он останется со мной.

Потянулись уста царевны навстречу хану, заколебался воздух. Полетели золотые искры, вынесли джинджи из недр Керченской горы и перебросили его на солгатский базар.

Окружили его люди.

– Слышал? Пропал наш хан, – говорили ему. – Жаль Арслан-Гирея.

Но джинджи тихо покачал головой:

– Не жалейте Гирея – он нашел больше, чем искал.

Пояснения

Династия Гиреев утвердилась в первой половине XV века, по выделении Крымского юрта в особое ханство. Арслан-Гирей (Арслан – «лев») правил ханством всего около двух лет (ок. 1744 г.). Рукопись мурзы Мурата Аргинского говорит о нем: «Зная, что кто лишит жизни одного человека, все равно как бы лишил ее всех, воздерживался, насколько мог, уничтожать тварь Божью». В Бахчисарае, на ханском кладбище имеется памятник со следующей надписью: «Он (Бог) всегда жив и вечен. Мудрый Асаф, он был в делах военных лихой наездник, на поле брани геройством превосходил весь род Чингисов. Сам Марс жаждал острия меча его, упитанного кровью. Возможно ли сравнить мужество его с храбростью Неримана? Грозный вид его убивал современных ему тигров раньше, чем он величественно, как лев, вступал на поле брани. Но, покорствуя священному гласу – вернись, он скончался. Пусть мир облечется в траур и раздерет ворот своего кафтана. Поэт Хифзи прекрасным, алмазным полустишьем изобразил его хронограмму: Рай – воздаяние Арслан-Гирей хану» († 1767 г.).

Джинджи – духовидец, волшебник. «Учъ толак бош олсун», т. е. «да оскудеют все три моих печени», в смысле «да лишусь возможности жен и детей». Сказать вслух это великое заклятие у крымских татар – достаточный повод для развода. Недавно в Отузах был такой случай. Дядя одного татарина заехал к племяннику и не застал дома его жены. Она была у своей матери, с которой дядя был в ссоре. Племянник сказал, что пошлет за женой. Дядя улыбнулся и выразил сомнение, чтобы она приехала, так как мать едва ли отпустит, узнав, что в гостях дядя. Так и случилось. Молодая женщина не вернулась домой даже тогда, когда того потребовал от нее лично муж. И вот, вскипев, молодой человек произнес громко приведенное заклятие. Молодая женщина сочла себя обесчещенной и потребовала немедленного развода. Когда затем, через несколько времени, молодые люди, любившие друг друга, одумались, они решили опять пожениться. Но для этого потребовалось совершить весьма сложную процедуру, а именно: женщина должна была выйти на одну ночь замуж за договоренного для того какого-то бедняка и затем, получив развод путем произнесения того же заклятия, выйти замуж за первого мужа.

Легенда о гибели Гирея связана с теми сведениями о катакомбных богатствах Керчи, которые, несомненно, давно были известны населению Крыма.

Мюск-джами

Старокрымская легенда

Когда пройдет дождь, старокрымские татары идут к развалинам Мюск-джами, чтобы вдохнуть аромат мускуса и потолковать о прошлом. Вспомнить Юсуфа, который построил мечеть.

Когда жил Юсуф? Кто знает когда. Может быть, еще когда Эски-Крым назывался Солгатом.

Тогда по городу всюду били фонтаны, по улицам двигались длинные караваны, и сто гостиниц открывали ворота проезжим.

Тогда богатые важно ходили по базару, а бедные низко им кланялись и с благодарностью ловили брошенную монету.

– Алла-разы-олсун, ага.

Но был один, который не наклонялся поднять брошенного и гордо держал голову, хотя и был носильщиком тяжестей.

Мозоли на руках не грязнят души.

Да будет благословенно имя Аллаха!

Носильщик Юсуф не боялся говорить правду, богатым и бедным – все равно.

Ибо время – решето, через него пройдет и бедность, и богатство.

– Богатые, – говорил Юсуф, – у вас дворцы и золото, товары и стада, но совесть украл кто-то. Нет сердца для бедных; разрушается мечеть, скоро рухнет свод. Отдайте часть.

– Пэк-эй, так, так, – думали про себя бедняки, но богатые сердились.

– Ты кто, чтобы учить? Посмотрели бы, если бы был богат.

Покатилась слеза из глаз Юсуфа, и взглянул он на небо. Плыл по небу Божий