Боги и касты языческой Руси. Тайны Киевского Пятибожия - Лев Прозоров

По всему видно — этих последних оказалось немало, поскольку «верные» на сей раз на откровенное, привселюдное убийство не пошли — просто волхв исчез однажды ночью.

Впрочем, неудивительно — сторонников старых Богов будет в Киеве немало ещё и сто с лишним лет спустя после этой истории: вот летописец сообщает о вокняжении в городе князя Рюрика в 1194 году: «И обрадовася вся Руская земля о княженьи Рюрикове, кияне, и крестьяни (здесь: христиане. — Л.П.), и погани, зане всих приимаше с любовью: и крестьныя, и поганыя. И не отгоняше никого же».

Как видим, «поганых» очень долго оставалось значимое число даже в столице крещёной Руси.

Но мы сейчас не о них, не о тех, кто в христианской, или, по крайности, крещеной Руси хранил верность прежним святыням. Это тема для отдельного разговора.[15]

Гораздо больше сейчас нас должны занимать речи волхв «Явила ми ся пять Бог».

На это изречение летописного волхва, смущавшего пророчествами жителей «Матери городов русских», обратил внимание ещё Аничков. При всей неприязни, который сей давно покойный господин вызывает у меня как личность, не могу не признать, что у него случались удачные мысли.

Правда, он, как и Рыбаков, считал, что летописный список нужно сокращать до пяти.

Только, в отличие от Бориса Александровича, сокращал он его не за счёт «птице-пса» Семарьгла, а за счёт единственной Богини киевского капища. Но ведь можно поступить проще.

Ещё Осип Максимович Бодянский — первым — предположил в 1846 году, посвятив этому особую статью, что Хорс — не имя отдельного Божества (благо в перечне оно не отделено от последующего союзом «и»), а эпитет, прирок, прозвище-«хейти» солнечного Даждьбога.

Впоследствии к этому мнению присоединились такие корифеи российской исторической науки и фольклористики, как С. Н. Соловьёв, А.А. Потебня, А.С. Фаминцын.

Подробнее мы разберёмся с этим, когда будем рассматривать значение каждого из пятёрки Богов в заключительной главе. Однако сразу скажу, что присоединиться к такому мнению и пригласить к тому же вас, читатель, для себя зазорным не считаю.

И отнюдь не потому, что в такой, мол, компании и ошибиться не обидно.

Дело в том, что оба имени эти — Даждьбог вне всяких сомнений, Хорс по самым убедительным толкованиям — есть имена Солнечного Божества. А два Бога Солнца (да ещё упомянутых подряд в одном перечне) — явное излишество.

Добавлю также, что попытки распределить эти имена (вкупе с не имеющими к дневному светилу вовсе никакого отношения, как то — Ярило, Троян, Руевит и пр.) по временам года остаются целиком на совести фантазёров из числа современных «неоязычников».

То есть вполне возможно предположить, что они-то истину и угадали — вот только нет для такого предположения никакого основания в источниках. А, раз так, лично я, читатель, тебя ни в чем не неволю, а сам от согласия воздержусь.

Итак, мы знаем, что из шести имён два, следующих одно за другим, принадлежат солнечному Божеству, что именно эти имена не разделены в старейших списках летописи союзом «и», а фундамент капища 980 года в Киеве имеет пять лепестков.

Опять-таки, читателя я ни в чём неволить не могу и не хочу — но для меня это вполне достаточное обоснование счесть, что кумиров было пять, и не за счёт Семарьгла или Макоши, но оттого, что Хорс Даждьбог — это просто имя одного Божества, Божества Солнца.

А, значит, правы и Е.Б. Аничков с Б.А. Рыбаковым, и неведомый волхв, приходивший в Киев, подразумевал именно тех Богов, чьи изваяния установил в 980 году за пределами своего двора будущий вероотступник.

А из этого вытекает очень любопытное и крайне полезное для нашего расследования заключение. А именно — вряд ли бы смог продержаться почти век культ, наспех измышлённый для сиюминутной выгоды и попранный собственным основателем через какие-то восемь лет.

То есть на свете, конечно, многое бывает, но лично я таких примеров в истории религии что-то не припоминаю.

Более того, обратите внимание, читатель, — наш волхв «пришъд бо Кыеву» — пришёл в Киев. А стало быть, почитание пяти Богов существовало и вне столицы Руси.

Я уже говорил, что и у крайне неприятных людей бывают очень верные мысли и наблюдения.

Л.С. Клейн также высказал в своём весьма сомнительном труде по меньшей мере одну дельную, очень достойную внимания мысль — а была ли «реформа Владимира»? Посмотрев на вопрос с позиции того, что мы уже знаем о возведённом князем святилище, с исследователем можно согласиться.

В самом деле — культ Пяти Богов оказался слишком уж живуч для недолговечной «реформы», наспех измышлённой князем по какой-то своей прихоти — «по бизарии своего гумора», как говорили в петровские времена. И чересчур широко распространён — новые идеи, особенно в области религии, распространялись в те времена непросто и не быстро.

Значит, за «новостройкой» Владимира должна стоять какая-то традиция.

Если мы вглядимся попристальней в ситуацию далёкого 980 года, нам будет непросто понять, как вообще могла возникнуть у исследователей мысль о каких-то реформах, проводимых Владимиром.

Нет спора, попытки реформирования Языческих религий истории известны — вспомним хотя бы Атона, которым попытался заменить всё многообразие египетских Божественных Кошек, Скарабеев и Соколов фараон-еретик Аменхотеп («Амон доволен») IV, прославившийся под новым, самонаречённым именем Эхнатон («Щит Атона»), муж прекрасной Нефертити, тесть прославленного богатствами гробницы Тутанхамона (печальный парадокс — этот фараон-мальчик, рано умерший и ничего особенного не свершивший, много известнее, чем великие правители Страны Пирамид — только лишь из-за того, что его могила осталась не замеченной грабителями).

Или тот же Пантеон, возведённый императором Адрианом, или культ Божественного Солнца, которому попытался придать статус государственного император Диоклетиан.

Тут уместно в скобках заметить, что в отличие от реформаторов в, скажем, христианстве, почти каждый из которых оставил в наследство человечеству пусть крохотную, но горсть учеников-последователей, реформаторы в Язычестве, как правило, заметного следа в истории не оставляли и их реформы не переживали их самих.

Тут есть о чём задуматься и тем, кто считает Язычество, с христианских ли позиций, с материалистических ли, человеческой выдумкой — отчего же тогда люди не смогли изменить выдуманное другими людьми? И иным горе-«неоязычникам», блажащим о не ведающей запретов «религии свободы».

Но, возвращаясь к нашей главной теме, именно за «равноапостольными», за теми, кому предстояло обратить свой народ к Христу — или Мухаммеду, или Моисею — история таких опытов не знает.

Не пытались реформировать Язычество ни франк Хлодвиг, ни норманн Олаф Трюггвасон, ни римлянин Константин, ни армянин Тиридат III, ни поляк Мешко.