Двенадцать прикосновений к горизонту - Михаил Самарский

Шофёр, расставшись с пассажиркой, ещё долго молчал, а когда мне надоело валяться и я перебрался на сиденье, он вдруг спросил:

– Слушай, а школа тебе нравится?

– Что вы имеете в виду? – вытаращил я глаза, никак не ожидая подобного вопроса.

– Вообще, – улыбнулся водитель. – Не твоя конкретно, а вообще…

– А-а, в этом смысле, – говорю. – Мне нравится. А почему вы спрашиваете?

– А моя дочка не любит школу. Мечтает поскорее её окончить. И, ты знаешь, я понимаю девку. Мне тоже школа не нравилась.

– А почему? – удивился я. Часто слышал от взрослых, как они скучают по школе.

– Потому что она всё время лезла в мою жизнь.

– Как это? – раскрыл я рот.

– А вот так. Строили как в армии. То не так пострижен, то почему в часах. То штаны у меня не такие, видите ли, клёш им не нравится. То рубашка не такая. Октябрята, пионерская и комсомольская организации, педсовет, директор. Все воспитывали, неизменно всегда припугивая. Как вспомню, кошмар! Школа, как и в прошлой жизни, продолжает старательно воспитывать. Причём не только своих учеников, но и нас, родителей. Не школьником я не люблю нынешнюю школу ещё сильнее, чем школьником. И вообще, не нравятся мне все эти дурацкие правила.

– Что за правила? – спросил я.

– Ну, эти «жи-ши пиши с буквой «и», ча-ща – с буквой «а». Дурость какая-то.

Я опешил. Попытался было переубедить своего взрослого собеседника, но его рассуждения увлекли меня.

– Вот ты говоришь, Миха, мол, правила, грамматика и так далее. А что случится, если я напишу, к примеру, «ты жывёшь в Москве»? Что изменится?

– Да ничего, – пожал я плечами, – только будет неграмотно.

– А почему неграмотно? Почему?

– Ну есть же правила…

– А кто эти правила придумал? – рассмеялся Федя. – Люди! Не просто люди, а занудистые учёные, которым делать нефиг, они придумывают всякие ненужные правила. Хочешь, докажу?

– Угу, – кивнул я. – Хочу.

– Вот скажи мне, как правильно писать: «тоннель» или «туннель»?

Ага, тут меня не поймать. Я недавно столкнулся с этим.

– И так, и так правильно, – говорю.

– Вот! – Мой собеседник поднял указательный палец и постучал им по потолку кабины. – Понял? И что в этом плохого? Один написал «тоннель», другой – «туннель». Что изменилось? Туннель стал уже или выше либо его засыпало на фиг камнями? А? Что скажешь?

– Даже не знаю, – смутился я. – Но ведь это тоже правило…

– Я понимаю, – продолжил Федя, – ну и сделайте так, чтобы человек не заморачивался. Один пишет «жизнь», другой – «жызнь», один пишет «чашка», другой – «чяшка». Понимаешь, о чём я говорю? Ну какая разница? Нет же, нужно «а», «и», и хоть тресни. Неправильно написал – двойка. А я вот всю жизнь баранку кручу, и мне глубоко наплевать, как кто напишет слово «жизнь». Главное – чтобы моя жизнь была приятной. И таких вот надуманных правил миллион. Ты знаешь, как до революции писали?

– Вы имеете в виду твёрдый знак?

– Ну да, – закивал он, – и ещё там какая-то буква «е» была дополнительная. Говорят, так некоторые возмущались, что даже писать по-новому отказывались. А что случилось? Ни-че-го! Отбросили балласт, и всё. Разве от этого наш русский язык стал хуже или некрасивше?

Никогда об этом не задумывался. Но ведь водитель-«филолог» не так уж и не прав. Интересно, что бы ему ответила Оксана Петровна, учительница по литературе? Наверное, нашла бы какие-нибудь достойные и интересные аргументы, хотя против «туннеля» с его «у» и «о» сложно что-то возразить. Что произошло с этим словом? Почему так вышло? Впрочем, теперь у нас и «кофе» двух родов. Недавно слышал, как папа во время завтрака говорит маме:

– С некоторых пор я не могу пить этот транссексуальный напиток, изжога начинается.

– Прекрати говорить глупости, – покосившись в мою сторону, шикнула мама на папу.

– А разве хорошо? – ухмыльнулся отец. – Чего удумали. Скоро хлеб женского рода будем в себя запихивать…

По правде говоря, я не понял папиных возмущений по поводу кофе, но на всякий случай «нырнул» в интернет. Оказалось, слово «транссексуальность» – это медицинский термин, обозначающий состояние несоответствия между биологическим полом и социальным полом, с одной стороны, и психическим полом индивида или, иначе, его гендерной идентичностью – с другой. Вникать в эту муть я не стал, слишком всё это заумно. Надо будет у биологички спросить. Она-то наверняка такие словечки знает.

Фёдор надолго умолк. Затем, словно очнувшись, неожиданно спросил:

– Значит, говоришь, шуточки?

– Вы о чём? – удивился я.

– О том, что за рулём можно уснуть.

– Да нет, – рассмеялся я, вспомнив наш разговор. – Я не говорю, что шуточки. Просто не верилось, что за рулём можно уснуть…

– Ни фига себе, – вдруг сказал Федя. – Это что ещё за новость?

– Что случилось? – я взглянул на дорогу.

– Смотри, пробища какая… Там, впереди, видимо, что-то случилось.

Мы остановились.

– Сходить посмотреть? – спросил я.

– Пойдём вместе, – сказал водитель. – Узнаем, в чём дело.

Знаете, лучше бы я не пошёл…

Мы выбрались из кабины и направились в сторону придорожного рынка. Навстречу нам шёл другой водитель.

– Надолго? – спросил Фёдор у него. – Что там случилось?

– Пацана машина сбила, – тихо ответил мужчина и, опустив глаза, добавил: – Насмерть…

Сердце моё сжалось. Подойдя к месту трагедии, я увидел лежащего на дороге парня лет четырнадцати-пятнадцати и склонённую над ним женщину. На асфальте, словно гладиолус, белела тонкопалая мраморная рука мальчика, лицо было серым, глаза приоткрыты. Но что меня поразило больше всего и повергло в шок, это то, что на лице парня застыла добродушная улыбка. Крови не было, а потому казалось, что мальчик просто спит. У меня даже промелькнула мысль: может, люди ошиблись, может, нет никакой беды, сейчас он проснётся и скажет, что всё хорошо? Но мальчишка не дышал. Женщина время от времени поднимала руки к небу. Я сначала удивился, почему не слышу её голоса. Но, подойдя ближе, понял, в чём дело: женщина охрипла.

– Господи, за что? – шептала она. – Зачем ты забрал моего сыночка? Единственная моя кровинушка! Господи, за что? За что?

Рядом стояли люди. Одни утирали слёзы, другие хватались за сердце, третьи закрывали руками рот, будто сдерживая крики отчаяния.

Спустя несколько минут подъехали милиционеры, затем подкатила «Волга» – из неё вышел полный мужчина в очках и, подойдя к одному из милиционеров, стал отдавать распоряжения. Милиционер молча кивал головой, время от времени оглядываясь на труп мальчика. Люди в милицейской форме долго что-то измеряли, фотографировали, рисовали мелом на асфальте. Двое мужчин отвели маму погибшего парня в сторону. Затем приехала карета скорой помощи. Безжизненное тело упаковали в чёрный пакет и стали грузить в «Газель». Женщина неожиданно вырвалась из рук мужчин и метнулась к машине: