Боль - Цруя Шалев

Есть Ирис совершенно не хотелось, но она попробовала мутный чечевичный суп – и скривилась. Похоже, Прашант присваивает изрядную часть щедрой суммы, которую получает на питание матери, хотя чеков Ирис и не проверяла. Но все-таки она спросила:

– Когда вы варили этот суп, Прашант? Вы каждый день готовите для мамы?

– Эта утра, я клялась, – заверил Прашант. – Ирис утра-завтра пришел-увидел.

– Как поживают ваши дети? – спросила она.

Он возвел глаза к небу:

– Богу слава!

– А как ваши дети? – мать обратилась к Ирис. – Напомните-ка мне, сколько их у вас? – И, услышав ответ, поцокала языком: – Вы уверены, что только двое? Разве у вас не трое?

– Это у тебя трое детей, мама, – ответила Ирис, хотя ее братья-близнецы по-прежнему были в ее глазах почти единым существом.

К ее изумлению, мать принялась всхлипывать:

– У меня было трое, а осталось только двое! Вы разве не слышали, что моя Ирис погибла в теракте несколько лет назад?

– Прекрати, мама! – крикнула, не выдержав, Ирис, тряся ее костлявую руку. – Это я! Я не убита, а только ранена, и теперь я в полном порядке! Это я, Ирис, твоя дочь! Узнай меня, наконец!

Но мать, которая никогда не одобряла никаких проявлений эмоций, посмотрела на нее с осуждением.

– Полно, что вы так волнуетесь! Это только доказывает, что вы не моя Ирис. Я не такой ее воспитала.

– Ой, с тобой действительно невозможно, – пробормотала дочь. – Зачем я вообще стараюсь сюда приходить, если ты уверена, что я умерла?

Но она знала, что, по крайней мере, сегодня пришла сюда не ради матери, а ради себя самой – чтобы поделиться своей тайной, – а взамен получила другую тайну, еще более смутную и тягостную.

Действительно ли он искал ее?

Глава пятая

Вечно они усталые, эти ее училки. Особенно по утрам, на первом совещании. Зевают, клюют носом, этакие ощипанные пташки. Одни, чтобы проснуться, пьют кофе, чашку за чашкой, другие без остановки что-то жуют. До полудня они набираются сил, но утром кажется, что у одной вот-вот вывалится глаз, а у другой – челюсть. Чем они моложе, тем более замотаны. Она тоже была такой, но теперь ей трудно вспомнить, по каким причинам. Сколько стараний, и зачем? Ведь младенцы, которые будят вас среди ночи, в мгновение ока превратятся в мрачных подростков; дом, который вы так старательно лелеете, станет для них тюрьмой; семья, на создание и поддержание которой вы тратите столько сил, станет бременем для них, и хуже того – для вас самих. Муж, в жертву которому вы приносите свое время, чтобы он закончил учебу или продвинулся по службе, через двадцать лет бросит вас ради женщины помоложе, а если и не бросит, то превратится в сварливого и неблагодарного брюзгу, и вы обнаружите, что хотели бы совсем другой жизни. Некоторые из вас, быть может, попытаются реализовать свою мечту, но мало кому посчастливится получить второй шанс, да и он вовсе не обязательно будет лучше первого.

Да, девочки, – хочется ей сказать, когда они рассаживаются за большой продолговатый стол в ее кабинете, – я тоже была молодой и усталой, и теперь, задним числом, это кажется мне чудовищно бессмысленным. Снова и снова мы мучаем себя, чтобы проверить, с чем мы еще можем справиться, насколько способны еще нагрузить себя: еще один ребенок, еще одна работа, еще одна ипотека – этакие глупые сизифы. Может быть, именно об этом нам следует поговорить, дорогие девочки, а вовсе не о проблемах дисциплины в пятом «А» или о новой программе по мультикультурализму. Поговорим о тщетности женских стараний. Она, конечно, вполне сопоставима с тщетностью усилий всего человечества, но сегодня утром именно эта сторона вопроса кажется мне более острой, когда вы с остекленевшими глазами плюхаетесь на стулья вокруг меня.

– Что с вами, Шарона? Все вас ждут, – обратилась она к одной из учительниц, лихорадочно нашептывающей какие-то инструкции в зажатый в руке телефон, и та поспешно закончила разговор.

– Она постоянно болеет, – пожаловалась Шарона на свою годовалую дочку. – С тех пор как я отдала ее в ясли, она постоянно дома с моей матерью, и та уже выбилась из сил.

Ирис ободряюще улыбнулась:

– Сначала это всегда так, ничего, через несколько месяцев привыкнет.

Так странно чувствовать себя опытной и старшей. Она всегда и всюду была младшей. Самая младшая среди родителей в детском садике, самая младшая среди директоров. В первые годы она была моложе большинства учителей, но с недавних пор все переменилось: старше ее только секретарша и методист. Она уже настолько немолода, что он ее не узнал.

Когда они ушли из кабинета, оставив после себя привычную мешанину, которую можно было хоть руками месить, тесто из сетований и надежд, она с облегчением откинулась на спинку стула. Ей удалось провести заседание так, как будто ничего не произошло, как будто она не видела его в белом халате и с белой бородой, словно некоего ангела-разрушителя. Она не позволит ему разрушить все, что она выстроила с тех пор. Действительно ли он искал ее? Вымотанная, она встала и, спотыкаясь, побрела в соседний кабинет секретарши.

– Офрочка, у вас обезболивающего не найдется? Я уже прикончила свою ежедневную дозу.

Пожилая секретарша с встревоженным видом протянула ей пачку таблеток.

– Что же будет… Это немыслимое дело. Не может быть, чтобы у вашей проблемы не нашлось какого-то решения!

– Почему не может? – усмехнулась она. – С каких это пор у всех проблем есть решение? Дай-то бог, чтобы мир был устроен именно так. Но обычно просто приходится приспосабливаться.

Она налила себе воды и заковыляла назад, к своему столу, облепленному желтыми стикерами: за каждым – проблема, требующая решения. Назначить дату занятия по гражданской обороне, получить от муниципалитета финансирование для турпохода третьих классов, встретиться с родителями, которые угрожают забрать ребенка из школы, найти замену ассистентке, которая ушла на этой неделе, хотя обещала оставаться до конца учебного года, написать имейл насчет совместной встречи субботы, поговорить с учителем арабского по поводу программы «Язык как культурный мост», сочинить еженедельное обращение к персоналу и ученикам, завершить обсуждение принципов оформления ведомостей, и все это помимо повседневной текучки, расписанной в огромном календаре справа, занимающем почти всю стену.

Каждое воскресенье надо проводить заседание по поводу определенного класса, с участием классных руководителей и учителей, и на них обсуждается каждый ребенок и оценивается его эмоциональное состояние, успеваемость и социальное функционирование. Каждый вторник в полдень – встреча всех учителей для совместного обсуждения образовательных программ,