Грешница - Михаил Парфенов

– Не очень, – честно признался мальчик, предусмотрительно отодвигаясь от ведьмы подальше.

Она окинула его долгим, внимательным взглядом, затем постучала по лбу пальцами:

– Здесь все сокрыто. В голове твоей пустой, под черепушкой хрупкой. Вся сила твоя и слабость – все это в голове. Перейди за грань, и ты сможешь изменить целый мир.

– Смогу… – вдумчиво повторил Геб, словно смакуя это слово. – Смогу… Откуда ты все знаешь?.. Твои слова противоречат всему, чему меня учили. Значит ли это, что маги – обычные люди? Мы ничем не отличаемся от остальных, за исключением какой-то там Искры? Наши способности просто случайность… А как же дисциплина, закалка тела, долгая работа над собой? Это тоже ничего не значит? Можно просто щелкнуть пальцами и получить абсолютную власть?!

– Ты утрируешь. Огромную власть невозможно получить без огромных жертв. Или гениальных мозгов, которых у тебя, к сожалению, нет… А дисциплина и прочие прелести обучения нужны, чтобы вы – колдуны-ведуны – человечными оставались и не превращались в безумных тварей, одержимых собственными желаниями. Сила – она, знаешь ли, развращает.

– Тогда зачем ты мне говорила все это отбросить?

– Просто так легче. Как ты полученной силой распоряжаться будешь, уже не мое дело. Хоть кровавую баню в городе устрой – мне, как говорится, до аппендикса. Темным или светлым магом становиться – решать только тебе.

– Правда? Спасибо. Вот только… – Геберт поник. – Научить ты меня научишь, а использовать я свои силы все равно не смогу. Для этого нужно сдать экзамен, а у меня такой возможности нет. Если буду ими пользоваться – смотрители меня по стенке размажут.

– Точно, – нахмурилась девушка. – У вас же нужно иметь лицензию. Ну что за бред…

Больше всего на свете Сантера не любила, когда мешают ее планам. Тем более она не могла стерпеть того, что мешала ей не реально существующая личность, а какая-то пресловутая бумажка с буковками и печатью.

– Ничего. – Она утешительно похлопала Геберта по плечу, едва не впечатав того носом в пол. – Главное – научиться, а там как повезет.

– Угу. Надеюсь, я доживу до конца обучения.

– А куда ты денешься, – нехорошо улыбнулась Сантера. Потом встала на ноги и добавила командным тоном: – Уже поздно. Ложись спать. Продолжим завтра.

Юный маг с удивлением проследил за тем, как она усаживается за стол, раскрывает взятую у учителя книгу и углубляется в нее. Кряхтя, Геберт поднялся на ноги, убрал свечу в шкаф и, помедлив, негромко позвал ведьму по имени:

– Сантера.

Та вздрогнула и обернулась с недовольным выражением лица. Кажется, за несколько секунд она успела совершенно забыть о его существовании.

– Ты что, спать не будешь?

– Нет, – последовал лаконичный ответ.

– Тогда на диване лягу я, хорошо?

– Ложись, – великодушно разрешила ведьма, снова утыкаясь в потертый фолиант.

Геберт, не раздеваясь, раскинулся на диване и, забросив руки за голову, принялся разглядывая свою гостью из-под опущенных ресниц. Сантера сидела молча, лишь изредка шелестели переворачиваемые страницы. Сон не шел.

– Сантера.

– Чего? – с изрядной долей раздражения спросила она.

– А ведьмы… они какие?

– Разные они, разные. Спи!

Говорила Сантера неохотно, явно находясь мыслями далеко-далеко. Но Геберт решил не отставать от нее, пока не получит ответы на все свои вопросы.

– Скажи, а каково это – быть ведьмой? Весело, наверное?

– Ну-у-у-у… – задумалась она, отрываясь от книги. – Это как упасть в отхожее место. Стоять там противно, вылезти трудно, вот и приходится делать вид, что тебя все устраивает. Мол, так и задумывалось – я хотела сюда упасть, а вы все мне просто завидуете.

– А если серьезно?

– Не знаю. У других спроси. Я не участвовала в ритуале посвящения, не получала ведьмино клеймо и не отлучалась от огня.

Рыжий маг удивленно вскочил. Сонливость как рукой сняло.

– Как это?! Тогда почему ты называешь себя ведьмой, если по сути ею не являешься?

Девушка устало захлопнула книгу и развернулась к Геберту.

– Ты хоть знаешь, кто такие ведьмы и откуда они взялись? Кто ставит им клеймо и зачем оно вообще нужно? Для тебя эти люди всего лишь романтичный образ, эдакое олицетворение вседозволенности и абсолютной свободы. Делай что хочешь, мама-папа не указ, попу вытирай подорожником, ешь конфеты вместо завтрака?

Рыжему магу стало неуютно. Все-таки неприятно, когда угадывают твои мысли, особенно с такой точностью.

– Все гораздо глубже и темнее. Корни проклятого рода тянутся от начала создания миров. У ведьм своя цель, своя философия и, конечно, некое подобие свободы. – Сантера замолкла, словно пытаясь совладать с собой. Проследила взглядом за легкомысленным мотыльком, случайно пробравшимся в комнату через щель в оконной раме. Он пролетел через всю комнату, танцуя в неярком свете лампы, замер на миг над диваном и вспыхнул ярким пламенем, рассыпаясь серебристым пеплом прямо перед глазами Геберта.

Сантера удовлетворенно облизнула кончик указательного пальца. С каким-то болезненным наслаждением продолжила:

– Ты спрашивал, каково это – быть такой… Я отвечу. Это ощущение полной вседозволенности, отсутствие угрызений совести и сила, переполняющая хрупкое человеческое тело. Тебе кажется, что ты можешь все… поначалу. Со временем, ближе к старости, это проходит, уступая место страху. Не остается сил убегать и прятаться, начинаешь уставать от постоянного давления. А впереди лишь пустота и пепел, падающий с небес. И в один прекрасный момент самодовольный хищник, считающий себя вершиной мира, становится добычей. Загнанной, жалкой, дрожащей… Неплохо звучит?

– Не сказать чтобы очень. – Геберт сел на диван, поджав под себя ноги, и посмотрел на девушку. – Ты такая же?

– Нет… не дождутся.

– Тогда кто ты?

Она неловко пожала плечами:

– Я – это я. Не светлая и не темная – откровенно говоря, никакая. Именно поэтому я ведьма. Но если они стали такими лишь из-за слабости своей, то у меня просто не было выбора.

Недосказанность ее слов создавала в сознании Геберта невеселую картину. Неужели девушка и впрямь пережила в прошлом что-то ужасное? Что-то, что сделало ее такой резкой, грубой и ожесточенной, заставило назвать себя ведьмой, а затем поверить в собственные слова… Мальчик задумался.

Он хотел задать еще столько вопросов, но уже не решался. Его проблемы с другими учениками, неудачи в учебе и личной жизни вдруг показались жалкими и незначительными. Раньше он искренне считал, что все остальные счастливы, раз у них полноценная семья, много денег, друзья. Неудачи застилали глаза, заставляя чувствовать себя самым несчастным существом на свете.