Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2) - Мэтью Стовер

Я о примордиальном Хаосе. Мифологическом. Пустота пред Словом. Гиннунгагап. Тиамат.

- Ага, окей, вроде того. Черви в дохлой корове, мать-ее-так. Вселенная сломалась.

- Сломалась.

- Ага. Будет не слишком большой ошибкой сказать: я тот парень, что ее сломал.

Он пытается скрыть насмешку. - Ты так гордишься своим образом легендарного негодяя.

- Это не гордость.

- Ты всегда настаивал на львиной порции вселенской вины. Романтическая поза. Точнее, поза Романтизма. Обреченный антигерой Байрона. Две золотые медали на Олимпиаде Испорченных Ублюдков, главная роль в фильмах "Мне плевать кому тут больно" и "Неужели не видишь как я страдаю по тебе".

- А люди удивляются, откуда у меня такой злой язык.

- Изображаемая тобой персона - слегка измененный вариант давно известного литературного тропа. Бич Божий. Удивлен, что это не один из твоих эпитетов.

- Бич Божий. Ха, смешно. Я и забыл.

- И тем не менее он - основа твоего образа.

- Да, хотя нет. - Он качает головой. - Не рука Бога держит бич.

- Итак. - Дункан садится прямее, скрестив ноги как портной, руки на коленях. - Вселенная сломана. Полагаю, ущерб как-то связан с моим появлением здесь.

- Ага. Но не так, как тебе кажется.

- Итак. Допустим, она сломана: как нам ее чинить?

- Я именно об этом. - Хохот резкий и нечеловеческий, будто скрежет кирпичей. - Кто говорит, что можно починить?

Дункан не находит что ответить.

- Мы здесь не ради какой-то там починки. Мы здесь, чтобы я задал вопрос, а ты ответил.

Дункан выплевывает комок из горла. - Хорошо.

- Простой вопрос. Простой ответ.

- Не ты ли любил говорить: когда кто-то скажет, что дело простое, берегись - он хочет тебе что-то впарить?

- Точно. Но обычно в любую мою фразу влезают "дерьмо" и "хрень". Вопрос прост. Ситуация - нет. - Он шевелился и набирает воздуха, только чтобы шумно выдохнуть и промолчать.

И еще раз. И третий.

- Все хорошо, э, Кейн. Вижу, как тебе трудно. Не спеши.

- Не трудно. Но охренительно страшно. Слушай, ты знаешь кота Шредингера, верно?

- Квантовое наложение, да. Помню, ты вспомнил о нем в решающий момент "Ради любви Пеллес Рил" - причем некорректно. Квантовая механика Шредингера трактует кота как живого и мертвого одновременно; в твоем контексте лучше подошла бы метафора из теории хаоса: добавляя энергию в хаотически неустойчивую систему...

- Да, да, точно. Мое воспитание пострадало, потому что учитель был безумнее дерьма летучей мыши. Двадцать три часа в день. А иногда двадцать четыре. Чертовски повезло.

Дункан опускает голову. - Если бы слова могли выразить, как...

- Забудем. Вряд ли ты был виноват. Вряд ли это вообще был ты.

- И все же я не понимаю...

- Смотри, мы тут... что мы делаем... это реально больше похоже на трахнутого кота Шредингера. Ты и я - и миллиардов пятнадцать прочего народа - мы живы и мертвы. Бряцаем на лирах в Раю и обнимаем жопами докрасна раскаленные бритвы в Аду. Одновременно. Прямо сейчас и прямо здесь, Ты и я, мы в том ящике. Мы сами типа ящик. Пока никто не откроет нас, следствия остаются потенциями.

- Но открытие его... нас... всё реализует.

- Да уж.

- О каких следствиях ты говоришь?

- Не знаю. - Он хмурится. - Мы не знаем. В том и суть.

- Потому что мы в ящике. Твой вопрос и мой ответ... они нас откроют?

- Почти наверняка. - Он сердито поводит плечами. - Просто гребаная метафора.

- Метафора. - Дункан смотрит в огонь. Такой же хмурый, как Кейн. - Ни один из законов этого места не воспрещает мне взять время и подумать? Верно?

- Не воспрещает. И не бойся, говори что хочешь. Это не чертова сага о культурных героях. Здесь нет трюков. Ловушек. Я просто хочу знать.

- Непривычно прямо.

- В обмане нет пользы.

- Интересно.

- Вообрази на секунду, что сможешь забрать назад худшее, что совершил.

Сердце Дункана замирает, ответом становится лишь пустое эхо.

- Худшее, что я...

- Ага. Что, если бы ты мог? Сделать это не-произошедшим. Утопить во временном потоке дерьма, которое никто не делал.

Дункан дергается. - Ты не лукавишь?

За костром он видит лишь блеск пламени в глазах Кейна.

- Я серьезен, как нож в паху. Здесь не место для шуток. Или лжи.

- Худшее... по какой мерке? Худшее... в каком смысле? Ты говоришь о грехе? Зле? Сожалении? Вреде другим? Вреде себе?

- Всё не так сложно. Худшее - лишь фигура речи. Возьми что-то, чего ты не хотел бы делать, или то, что хотел, но не сделал. Можешь даже не рассказывать мне. Один случай, который ты переделал бы. Если бы мог, стал бы?

- Какой ценой?

- Э, в том и заноза.

- Ого. Так всегда, верно?

- Всегда и везде. "Безвестный край, откуда нет возврата земным скитальцам" и всякая срань. Гамлет сглупил. Это не смерть, это будущее.

- Так... что я отдал бы, если бы мог...

Второй поднимает покрытую шрамами руку, отгораживается ладонью. - Прежде чем ответишь, скажу: дело не только в тебе. Понимаешь? Хочешь, обменяй надежды рая на вечные муки ада. Твое дело. Но дело не только в тебе. Почти не в тебе.

Дункан склоняет голову. - Я профессиональный скептик по отношению ко всяческим посулам посмертия.

- Это же просто метафора, ладно? Или нет. Твой выбор может пожать жизни миллионов, эти люди не получат своего шанса на выбор. Цена может оказаться плохой, верно. А для других - еще худшей. Если ты ошибся насчет посмертия - можешь послать, скажем, миллиард детей вечно пылать в озере огня. Да в дупу посмертие! Просто скажем: миллиард детей испытают галлюцинации, будто их пытают демоны, сдирают плоть, вырывают глаза и оставляют умирать от нейроинфекции.

- Не завидую твоему воображению.

- М-да. Воображение. Все дело в нем. Как насчет, например, нового штамма ВРИЧ, резистентного к вакцине?

Дункан замолкает.

- Или, скажем, твоей болезни. Ты обратишь ее на каждого, заставив сойти с ума и гнить заживо в теле, утопающем в луже дерьма и мочи.

Он опускает голову и говорит огню: - Хэри, это нечестно.

- Да при чем тут честь. И я не отзываюсь на это имя.

- Тогда Кейн. Я так и не нахожу смысла. Люди под угрозой, если я скажу