Русская матрица. Будет ли перезагрузка? - Сергей Кара-Мурза

* * *

В.Э. Бойков в 2010 г. связывает оценку приватизации с проблемой изменения уже тех отношений, которые та породила почти 20 лет тому назад: «Идею национализации крупных предприятий и сельскохозяйственных земель полностью одобрили более 40% опрошенных, однако общая совокупность показала, что такое отношение к идее национализации для почти половины населения означает, скорее, несогласие с результатами приватизации, чем желание реанимировать прежнюю экономическую систему» (Бойков В.Э. Социально-политические ценностные ориентации россиян: содержание и возможности реализации // СОЦИС, 2010, № 6).

Но восстановление «прежней экономической системы» — совершенно другая проблема, нежели оценка приватизации (и даже оценка «прежней экономической системы»). Ведь восстановление — это снова переход, за который надо платить немалую социальную цену.

Понятно, что возврат к советским отношениям собственности невозможен («из кризиса не выходят, пятясь назад»), речь может идти только о развитии. Если человек с развилки поехал не той дорогой и заметил ошибку через 50 км, почти никогда нет смысла возвращаться на ту же развилку, приходится искать «третий путь», чтобы приехать в нужное место или выехать на правильную дорогу.

А главное, травма ограбленного не залечивается тем, что у грабителя отнимут и вернут твою вещь — она превращена, как зомби. Тут требуется сложный ритуал, и народ России еще не решил, как следует обойтись с грабителями. Возможно, их даже пожалеют и наградят. Для нашей темы важен тот факт, что культурная травма, нанесенная приватизацией, не растворилась в нефтедолларах, а «перекристаллизовалась» — общество пережило шок, но пока не определилось с проектом будущих действий.

Рассмотрим теперь методологические приемы, которые вносят в оценки приватизации неопределенность. Такая проверка — важная процедура в обществоведении. Так, в исследовании о приватизации (Иванов В.Н. Приватизация: итоги и перспективы // СОЦИС, 2007, № 6) сделана попытка характеризовать отношение к приватизации через отношение к частной собственности. В отчете сказано:

«По отношению к частной собственности, как социальному институту, российское общество раскололось на три группы. Первую группу (ее численность составляет около 20% от общего числа опрошенных) составляют сторонники института частной собственности. Они (по своим мировоззренческим представлениям) разделяют основные базовые принципы рыночной экономики… Хотя в эту группу входят представители всех слоев общества, однако, как показал опрос, в молодежной среде и среди людей с более высоким уровнем образования сторонников частной собственности значительно больше, чем в более старших возрастных категориях.

Вторую группу, выделенную по критерию отношения к частной собственности, составляют ее открытые противники. Их численность не превышает 20%. Эти респонденты по своим идейно-политическим воззрениям изначально являются принципиальными противниками приватизации, и как бы она ни проходила, все равно выступали бы с ее критикой и осуждением.

Третью, самую многочисленную группу, составляют респонденты, которые испытывают по отношению к институту частной собственности двойственные чувства. Не являясь ярыми противниками или сторонниками ее, они занимают по многим вопросам промежуточную позицию и в зависимости от конкретной ситуации могут становиться на сторону то одних, то других. Общая численность группы составляет около 40% опрошенных».

Таким образом, исследователи относят первую группу к тем, кто позитивно оценил приватизацию, а вторую группу к тем, кто оценил приватизацию негативно. Этот прием некорректный. Очевидно, что отношение к собственности, в принципе, никак не отражает отношения к конкретной экспроприации и наделению собственностью. Если в темном переулке с меня сняли пальто, мое отношение к этой операции никак не связано с «идейно-политическими воззрениями» относительно собственности. Своими суждениями о частной собственности все три группы не дали внятной информации об их оценке приватизации, то есть к наделению государственной (общенародной) собственностью конкретные группы лиц. Возможно, при опросе эти люди подавали какие-то знаки одобрения или порицания приватизации, но по тексту отчета социологов судить об этом нельзя.

Такая же неопределенность возникает в следующем умозаключении авторов вышеприведенного исследования: «Экономические результаты и последствия [приватизации] оцениваются обществом во многом положительно. В значительной степени, как считают опрошенные, те цели и задачи, которые она преследовала, удалось решить». Из того, что цели, которые преследовал субъект, ему удалось достичь, никак не следует, что мы эти цели одобряем. Употребив метафору грабежа, которую принимает 75% населения, мы можем сказать, что грабителям, снявшим с Акакия Акакиевича шинель, «удалось достичь те цели, которые они преследовали». Но ведь подавляющее большинство опрошенных в России ощущают себя в положении Акакия Акакиевича! Нельзя же констатацию успеха грабителей принимать за одобрение грабежа.

Что же касается «экономических результатов и последствий» приватизации, то вывод об их положительной оценке обществом представляется результатом какой-то небывалой метаморфозы сознания. Даже в Москве люди были наслышаны об экономическом кризисе, и никакими «культуральными действиями» этого вытеснить из сознания было невозможно. Если бы это было так, то социологи получили бы уникальный феномен для исследования.

* * *

В том же исследовании при опросе подавляющее большинство дало приватизации такую резко негативную оценку:

«Оценивая политические и социальные последствия приватизации, 80% респондентов согласны с тем, что коррупция власти, криминализация и «теневизация» экономики стали массовыми явлениями (число их оппонентов составляет 7%). Подавляющее число россиян (81%) считает, что в результате ее произошло разграбление национальных богатств страны (7% с этим не согласны). Значительная часть (66%) отмечают, что приватизация до крайней степени обострила социальные проблемы и противоречия (14% с этим мнением не согласны)».

Неопределенность присуща и следующему выводу о якобы «доминирующей в массовом сознании оценке»:

«С позиций «целесообразности» значительная часть респондентов и экспертов считают, что приватизация государственной собственности была полезна для общества, хотя и носила болезненный характер. Эта, как нам представляется, доминирующая в массовом сознании оценка связана с тем, что практически для пятой части россиян (22%) приватизация и переход к рыночной экономике были лично выгодны им и членам их семей».

В этом утверждении, во-первых, неопределенной является мера. «Значительная часть респондентов» — это сколько? Судя по предыдущему утверждению, «полезной для общества» приватизацию считают очень немногие — всего 7% не согласны с тем, что приватизация привела к «разграблению национальных богатств страны». Ну кто же назовет такое разграбление полезным для общества?

Во-вторых, и это главное, целесообразность поведения граждан в условиях социального конфликта не может служить оценкой их ценностных установок. В момент грабежа часто оказывается целесообразным подчиниться силе и сделать знаки лояльности, даже затаив гнев и ненависть. Ведь нельзя забывать, что приватизация сопровождалась интенсивным использованием ОМОНа и даже танковых орудий в центре Москвы.