Истребитель братвы - Владимир Колычев

В сильном душевном волнении Кирилл подошел к ней. Улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

Эта девушка настоящая красавица. Стройная, ладная, милая. Хотя ему все равно, какая она. Даже если бы она была некрасивой, он не променял бы ее на все блага мира. Этой чудесной девушке хотелось посвятить. жизнь. Он мог пожертвовать всем ради нее. Всем, даже наркотиками… Впрочем, о них он сейчас не думал. Перед лицом этого ангела их просто не существовало.

– Я думала, что так драться можно только в кино, – прощебетала она.

Будто бальзам в душе разлился. Стало так хорошо, светло. Никакого сравнения с наркотическим кайфом.

– Я не дрался, – покачал головой Кирилл. – Я вас защищал…

– А какая разница?

– Очень большая… Раньше я дрался на ринге за титулы, за призы, за деньги… Сейчас же мне этого не нужно…

– Спасибо, что выручили, – поблагодарила его девушка.

– А кто эти парни?

– Да так, случайно познакомились. На дискотеке за одним столиком сидели. Они сами подсели…

– Угощали?

– Угощали…

– А потом благодарности взамен просили?

– Просили… Да если б я знала, сразу бы ушла, как только они к нам подсели… Я вообще первый раз на дискотеку ходила. Алька потащила…

– Время сейчас смутное. Опасно вдвоем на дискотеку ходить. Придурков много всяких…

– И наркоманов хватает, – добавила она от себя. И тут же спохватилась.

Виновато посмотрела на Кирилла. Решила, что обидела его… Интересно, откуда она знает, что он наркоман. Кто-то сказал? Или сама догадалась?… Наверное, сама. Уж больно плохо он выглядит, совсем дошел. Да и денег у нее просил. Как последнее ничтожество…

– Наркоманы это плохо, – серьезно сказал Кирилл. – Это очень плохо. Их нужно бояться… Хотя и не всех…

Он и сам не понял, почему это сделал. Какой-то дурацкий жест. Но тем не менее он повернулся к девушке спиной. И широким шагом сбежал от нее в ночь.

– Я не понял, начальник, что за дела? – Задержанный авторитет пыжился изо всех сил, пальцы веером раскидывал.

Это называлось нагонять на себя крутизну. Только не очень ему это удавалось. Как можно выдуть пузырь из ничего?…

Весь остаток вчерашнего дня и всю ночь просидели братки в камерах изолятора временного содержания. Все порознь. Полная изоляция от внешнего мира. Никакой возможности связаться с адвокатами и покровителями. Степан мог бы заняться ими еще вчера. Но слишком устал он за последние два дня. Оставил вечер и ночь для отдыха. Информацию кое-какую собрал. А утром с новыми силами за дело.

Для разговора с авторитетом он выбрал мрачное гулкое помещение в изоляторе. Комната для допросов. Голые стены, мрачное зарешеченное оконце под потолком, намертво вкрученные в пол стол и стулья. На одном сидел Степан, на втором задержанный. Правая рука прикована наручниками к батарее, вторая свободная. На ней-то и выбрасывались веером пальцы. Только как-то вяло браток колотил понты, неубедительно.

– Говорят, тебя Штырем кличут, – начал Степан. – А в миру ты Аркадий Павлович, так?

Локти на столе, подбородок на изгибе правой кисти. Тяжелый пронизывающий взгляд гремучей ртутью вливается в душу авторитета. Неуютно чувствует себя браток. Ой как неуютно…

– Кто говорит? – буркнул задержанный.

– А что, разве некому? Сафрон, например…

– А-а, Сафрон… Он сказал?

– Может, он. А может, и нет. Тебе-то какая разница?… Ты мне лучше скажи, какие у тебя дела с Сафроном были?

– А никаких…

– Ты считаешь, что наркота-это мелочь, пустяк, ничто?

– А кто сказал, что я так считаю?… Не знаю ни про какую наркоту…

– Зато я знаю. Ты Сафрона по этой части в долю взял. Ты наркоту на его земле толкаешь, процент ему отстегиваешь. А он тебя как бы не замечает. И даже покрывает, если вдруг какая беда…

Штырь вскинул вверх голову, закатил глаза к потолку. Может, он подсказку там ищет. Хочет узнать, как отвечать. У Степана не было доказательств, что между ним и Сафроном существовала такая договоренность. Это лишь его догадка.

Но говорит он уверенно. Как будто все знает точно. А потом, на Сафрона у него есть. выход. Этого Штырь не может не знать. А что, если Сафрон взял да проболтался? Очень даже может быть. Жизнь нынче такая – ничему нельзя удивляться.

– Ну если и так, то что? – показал зубы авторитет. – Все равно ничего не докажешь…

Ответ Степану понравился. Штырь не подтверждал свою вину, но и не отрицал ее. А это уже намного продвигало вперед их разговор.

– Не докажу? – как будто удивился он. – А кому мне что нужно доказывать?

– Не, ну как кому? – поморщился авторитет. – Это, для прокурора… Ты, начальник, кругом не прав…

– Да? Например…

– Не прав ты, что я здесь, у тебя…

– А где ты должен быть? В Сандуновских банях пиво пить?

– Можно и так… На мне никакой вины нет. А ты меня на нарах держишь…

– Не скис?

– Скис…

– Оно и видно, что скис. Смердит от тебя…

– Ну вот, ты еще невинного оскорбляешь… А ведь извиниться придется, начальник. Что я сделал, скажи? В кабак пообедать пришел, да? А что, этого делать нельзя?…

– Можно, – кивнул Степан. – Только убегать не надо было, когда за тобой пришли…

– Да? А откуда я знал, что вы менты? Я вас за бандитов принял…

– Да ну!

– Вот тебе и ну, начальник…

– А сержанта Головчанского тоже за бандита принял?

– Это которого подстрелили?… Так я здесь ни при чем. Это ж Валек все. У него крыша съехала, не у меня. Он ствол достал, не я. Какой с меня спрос?

– Лихо ты на покойника все скинул…

– Ага, ты мне еще мораль почитай, – скривился Штырь. – Ты мне лучше, начальник, скажи, кто за Валька ответит? На ком его кровь?…

Степан помрачнел. Одно дело слушать кичливый треп и совсем другое, когда тебя в смертном грехе обвиняют. Бандит смотрел на него так, будто это он пристрелил отмороженного Валька.

– На тебе его кровь, – помрачнел Степан. – Ты ему «пушку» в руку вложил…

– Да что ты…

Договорить Штырь не смог. Слишком быстро Степан перегнулся через стол, слишком крепко ухватил его за грудки. Да как встряхнет… Авторитет удивленно крякнул и затих. Лицо перекосилось – от боли и унижения.

– Ты что это разговорился, мразь? – рыкнул Степан.

И еще с большей силой тряхнул бандита. Тот уже был в ужасе. Похоже, он даже не представлял, что в человеческих руках может быть столько силы. И смотрел на Степана, как на какое-то чудище о трех головах.