Slash. Демоны рок-н-ролла в моей голове - Сол Слэш Хадсон

– Эй, – сказала она.

– Ага, – ответил я. – Что такое?

– Похоже, тебе пора домой.

– А, да?.. Ну ладно.

Альбом Rocks по сей день действует на меня так же, как и тогда: надрывный вокал, грязные гитары и безжалостный ритм вместе составляют блюзовый рок-н-ролл – такой, каким он должен быть. В необузданной юности Aerosmith было что-то такое, что звонко отзывалось во всей моей сущности в то время. Этот альбом идеально выражал все, что я тогда чувствовал. После неудачи с Лори я посвятил себя изучению песни Back in the Saddle. Я украл в магазине кассету и песенник Aerosmith и бесконечно ее играл, пока не выучил все риффы. В процессе обучения я получил ценный урок: музыкальные книги не научат правильно играть. Я с горем пополам научился читать ноты с листа и понял, что ноты в песеннике не совпадают с теми, что я слышу в записи. Это было логично: я часами возился с нотами, и у меня все равно не получалось играть вместе с записью. Так что книги я бросил и занялся подбором песен на слух. С тех пор всю жизнь подбираю на слух все песни, которые хочу сыграть.

Тщательно изучая каждый аккорд Back in the Saddle, я понял, насколько уникально исполнение Джо и Брэда, которое никто не может в точности повторить, кроме них самих. Подражание – важнейшая веха для каждого музыканта в поисках собственного голоса, но оно ни в коем случае не должно заменять ему этот голос. Не стоит подражать своим героям, точь-в-точь повторяя ноту за нотой. Гитара – индивидуальный инструмент самовыражения, она должна оставаться тем, чем и является, – естественным продолжением музыканта.

К концу последних летних каникул в средней школе я создал свой собственный мир, столь же упорядоченный, сколь хаотичной оказалась жизнь моей семьи. В тот период, когда родители только разошлись и мама и папа завели себе на стороне какие-то нестандартные отношения, я понемногу жил то с матерью, то с отцом, и ни там, ни там обстановка меня не устраивала полностью. В итоге я в основном жил у бабушки в многоквартирном доме в Голливуде, а младший брат – у мамы. Конечно, большую часть времени я ночевал у Мелиссы.

После романа с Дэвидом Боуи мама начала встречаться с талантливым фотографом, которого мы назовем просто «бойфрендом». Они встречались около трех лет и в конце концов переехали в квартиру на Кокран-стрит, недалеко от Ла-Бреа, где я какое-то время жил с ними. Бойфренд был, наверное, лет на десять моложе Олы. Когда они познакомились, он был восходящей звездой: помню, как видел у них дома Герба Ритца, Моше Бракху и еще несколько знаменитых фотографов и моделей. У мамы и бойфренда был довольно бурный роман, за время которого она превратилась в его помощницу и забросила собственную карьеру.

У бойфренда в ванной была фотолаборатория. К концу их с мамой отношений я обнаружил, что он там всю ночь накачивается кокаином, пока якобы работает. До этого все было не так плохо, но как только в жизнь бойфренда внезапно ворвался кокаин, он быстро затормозил его карьеру, а вместе с ней потянул на дно и отношения с Олой. Бойфренд мучился, был несчастен, а несчастье требует компании, поэтому, хотя он мне совсем не нравился (и знал об этом), он решил затянуть и меня в эту дыру. Мы вместе нюхали кокаин, а потом шли гулять и забредали в чужие гаражи. Обычно мы крали подержанную мебель, старые игрушки и всякую всячину, которую люди, похоже, собирались выбросить. Одной из таких находок был красный диван, который мы с ним вместе дотащили до дома, а потом покрасили из баллончика в черный цвет и поставили в гостиной. Не представляю, что подумала Ола, проснувшись на следующее утро. На самом деле я до сих пор без понятия, потому что она так об этом ни разу и не заговорила. В общем, после наших ночных приключений бойфренд продолжал нюхать все утро и, думаю, весь день. В половине восьмого утра я нырял в свою комнату, притворялся, что сплю, а потом вставал, говорил маме «доброе утро» и отправлялся в школу, как будто только что хорошо выспался.

Мама настояла, чтобы я жил с ними, потому что не одобряла того, что происходит дома у отца. Как только отец оправился от расставания с мамой, он взял себя в руки и снял квартиру в доме, где жил его друг Майлз и несколько общих знакомых моих родителей. Все в этой компании много пили, а папа встречался с разными женщинами, так что мама решила, что мне такая обстановка не подходит. В тот период отец постоянно встречался с женщиной по имени Сонни. Жизнь Сонни не пощадила. Она потеряла сына в ужасной аварии, и, хотя и была довольно милой, у нее все было очень плохо. Они с отцом много времени проводили вместе и в основном пили и трахались. Так что какое-то время, пока я жил с мамой, папу я видел только по выходным, зато каждый раз, когда приходил, меня ждало что-нибудь интересное: например, необычная модель динозавра или что-нибудь техническое вроде самолетика с дистанционным управлением, который нужно было собрать самому.

Позднее я стал чаще видеться с ним, когда он переехал в квартиру на пересечении Сансет и Гарднер, в доме с апартаментами с общей ванной. В соседней квартире жил его приятель-музыкант Стив Дуглас. На первом этаже находился магазин гитар, хотя в то время у меня еще не было привычки туда заходить. Отцовская художественная студия занимала всю комнату, поэтому он обустроил спальное место на втором уровне над дальней стеной, и я жил там с ним некоторое время, когда учился в седьмом классе, сразу после того, как меня выгнали из средней школы Джона Берроуза за то, что я украл кучу велосипедов BMX – но эту историю уже не стоит рассказывать. Короче говоря, я какое-то время учился в средней школе Ле-Конте, и, так как отец не водил машину, я каждый день ходил в школу пешком, по восемь километров в одну сторону.

Я не совсем понимаю, чем папа и Стив зарабатывали себе на жизнь. Стив тоже был художником, и, насколько я мог судить, все, чем они занимались, – это целыми днями выпивали, а ночами писали картины для себя или говорили об искусстве. Одно из моих самых занимательных воспоминаний о том времени связано со старомодной медицинской сумкой Стива, набитой винтажным порно, за разглядыванием которого он меня однажды поймал.

Наши квартиры фактически были общим пространством, так что я постоянно приходил к нему в студию, когда хотелось. Как-то раз он вошел и увидел, как я изучаю этот его сундучок с сокровищами. «Предлагаю пари, Сол, – сказал он. – Если тебе удастся украсть эту сумку прямо у меня из-под носа, можешь оставить ее себе. Слабо? Я очень быстро соображаю, так что тебе придется постараться». В ответ я лишь улыбнулся. Я составил план, как заполучить этот клад, еще до того, как он бросил мне вызов. Я ведь практически жил с ним, так что по сравнению с кражами, которыми я занимался до этого, дельце представлялось пустяковым.

Через пару дней я зашел к Стиву узнать, не у него ли отец, а они как раз сидели там и вели такой оживленный разговор, что даже не заметили, как я вошел. Мне представилась прекрасная возможность. Я схватил сумку, вышел и спрятал ее на крыше. К сожалению, победой я наслаждался недолго: отец заставил меня ее вернуть, как только Стив понял, что она пропала. И очень жаль – те журналы были настоящей классикой.

Иногда в детстве я вбивал себе в голову, что мама и папа – не мои настоящие родители, и искренне верил, что меня похитили при рождении. Еще я часто убегал из дома. Как-то раз, когда я готовился к побегу, папа помог мне собрать вещи в маленькую клетчатую сумку, которую купил мне в Англии. Он с таким пониманием и добротой отнесся к моему решению, что тем самым убедил меня остаться. Эта тонкая обратная психология – одна из черт его характера, которую, как я надеюсь, унаследовал, потому что хотел бы применять ее и к своим детям.