Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман - Марлена де Блази

Большую часть сумок и чемоданов мы запихнули в багажник и на заднее сидение, утрамбовывая, как рыбу в бочке. Остальное он привязал на крыше длинной пластиковой веревкой.

— Pronta? — спросил он. — Готова?

Современные Бонни и Клайд в поисках приключений, мы летели на северо-запад со скоростью 80 миль в час. Кондиционер выдувал облака ледяного воздуха, окна были открыты, впуская горячий и влажный воздух снаружи. Гармония противоположностей.

Элвис навсегда покорил его сердце. Фернандо помнил слова всех песен, но только фонетически.

— Что это значит? — теребил он меня.

— Я не могу прекратить любить тебя. Бесполезно попробовать, — я пыталась переводить стихи, на которые прежде никогда не обращала внимания, а для него эти слова многое значили.

— Я тосковал по тебе с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать лет, — уверял мой герой. — По крайней мере, тогда я начал замечать, что тоскую. Возможно, это началось раньше. Почему тебя не было так долго?

Что-то во всем этом было от хорошо поставленной мизансцены. Интересно, чувствовал ли он это? Но может ли человеку быть настолько хорошо? Я, всегда считавшая, что Шостакович — модернист, громко пела: «Я не могу прекратить любить тебя», пересекая великую падуанскую равнину. Возможно, о такой встрече я мечтала всю жизнь.

Два с половиной часа спустя мы вышли в Местре, чадящем, со зловонным дыханием нефтеналивном порту всей северной Италии. Возможно ли, чтобы Венеция жила рука об руку с этим ужасом? Невдалеке был виден Понте делла Либерта, Мост Свободы, в пять миль длиной, подымающийся на скудные пятнадцать футов над водами, отрезающими Венецию от terra firma, сухой земли. Мы почти дома. Наступил полдень, солнце высоко, и лагуна, как большое зеркало, сверкала и слепила. Мы перекусили в небольшом баре на автостоянке, пока ждали паром, который перевезет нас на Лидо.

Дальше было сорокаминутное путешествие на «Марко Поло» через лагуну и вниз по каналу Джудекка к острову, который называют Lido di Venezia, берегом Венеции. Тысячу триста лет назад здесь жили рыбаки и крестьяне. Я знала, что теперь это морской курорт, куда во времена его расцвета съезжались европейские и американские литераторы, чтобы отдохнуть и поиграть. Я знала, что Маламокко когда-то было римским поселением Метамак, здесь находился один из избирательных округов венецианской республики восьмого столетия, что Лидо — сцена Венецианского кинофестиваля и там есть казино. Фернандо рассказывал мне об острове так часто, что я могла нарисовать в воображении крошечную церковь с простым красным фасадом, смотрящую на лагуну. Я знала, что Фернандо прожил на Лидо почти всю жизнь. Остальному мне предстояло научиться.

После того как паромщик завел автомобиль на паром, мой герой поцеловал меня, долго разглядывал, а потом заявил, что поднимется на палубу покурить. То, что он не пригласил меня с собой, озадачило, но не слишком. Если бы я действительно хотела наверх, то пошла бы. Я откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза, пытаясь вспомнить, что должна забыть. Меня ждет работа? Что-то не сделано? Нет. Все в порядке. Ничего не надо делать, возможно, поэтому у меня сложилось ощущение, что я могу все? Автомобиль качался на морских волнах. Я остро чувствовала ритмический рисунок, изменение хода, удар о причал. Фернандо вернулся, и мы съехали на берег.

На острове ощущалась приятная прохлада, мой герой то и дело указывал на местные достопримечательности. Я пыталась припомнить, когда спала в последний раз, и высчитала, что пятьдесят один час назад.

— Пожалуйста, давай сразу домой, — попросила я, не выходя из транса.

Машина свернула на Гран Виале Санта-Мария Элизабета, широкую авеню, протянувшуюся вдоль побережья, потом на тихую улицу позади центра кинофестиваля и шикарного казино, затем в узкую vicolo, аллейку в старых платанах, кроны которых сплетались друг с другом, создавая прохладную галерею. Большие железные ворота открылись на серый внутренний двор, заставленный узкими, на одну машину гаражами. Над гаражами окна в три ряда, большинство из которых были вложены в ножны persiane — рифленых металлических ставней. Все так, как и обещал Фернандо — бункер послевоенной постройки. Во дворе не было никого, кроме очень маленькой женщины неопределенного возраста, которая бросилась к автомобилю, отплясывая тарантеллу.

— Ecco Leda. А вот и Леда, наш привратник, — прокомментировал Фернандо. — Pazza completa. Совсем сумасшедшая.

Женщина пристально смотрела на нас, не пытаясь поздороваться или хотя бы кивнуть головой, и быстро-быстро что-то говорила.

— Ciao, Leda, — обронил Фернандо, не обратив на нее особого внимания и не попытавшись нас познакомить. Леда продолжала, кажется, о том, что не следует слишком долго держать машину у подъезда.

— Buona sera, Leda, Io sono Marlena. Добрый вечер, Леда. Меня зовут Марлена.

— Sei americana? — спросила она. — Вы действительно американка?

— Si, sono americana.

— Mi sembra più francese. Вы больше похожи на француженку, — сказала она, скорее всего, подразумевая мое марсианское происхождение. Мы разгружались, она плясала тарантеллу. Я ловила на себе быстрые взгляды оливково-черных глаз, зорких, как у ястреба. Она была похожа на злобного тролля. За следующие три года я никогда не слышала ее смех, только вопли, чаще всего она кричала, потрясая кулачками. Я еще узнаю, что зубы она надевает только на мессу. Но это случится позже. А сейчас мне казалось, что злые силы можно укротить при помощи вежливости и плитки шоколада.

Пока мы разгружали и таскали к лифту багаж, мимо прошли несколько жильцов.

— Buon giorno. Buona sera. — Диалоги разнообразием не блистали.

По-моему, мы спокойно могли таскать трупы, никто бы не взволновался. Заканчивая разгрузку, я случайно посмотрела вверх и заметила множество открытых ставней. L’americana и arrivata. Прибытие американки. Бесплатное кино, не хватает только встречающих.

Лифт — конструкция, способная рассказать историю дома. После пятидесяти лет перевозки курящего человеческого груза в его атмосфере не осталось кислорода. Он с натугой тащил багаж наверх, гремя всеми своими частями. Тросы лифта скрипели и скрежетали под весом более чем одного человека. Я прочитала, что можно перевозить не больше трехсот килограммов. Мы отправляли сумки партиями, а сами в это время бежали три пролета, чтобы встретить их у двери в квартиру. И так шесть раз. Фернандо мужественно распахнул передо мной дверь со словами:

— Ecco la casuccia. Узри сей маленький дом.

Поначалу я ничего не могла разглядеть, кроме очертаний коробок и картонных ящиков, которые, кажется, были повсюду. Переселение перед Всемирным потопом. Когда Фернандо включил свет, я решила, что это шутка. Я надеялась, что это шутка. Он привел меня в заброшенный чулан просто ради смеха, и что мне оставалось? Я стояла и хихикала: «Che bellezza. Как мило», — спрятав лицо в ладони и покачивая головой. Возможно, теперь появится добрая старая леди, прижмет меня к груди и проводит в настоящий дом. Я узнала свой почерк на одной из коробок, и стало ясно, что другого дома мне не предложат. Отбросим тщеславие, это место — логово аскета, убогая хижина псалмопевца. Здесь мог бы жить Савонарола, пыль, по крайней мере, никто не убирал со времен Средневековья. Я приехала, чтобы поселиться во мраке. До меня начало доходить истинное значение слова «жалюзи».