После дождя: Роман - Маргарет Мюр

От этого видения у него резко налилось и потяжелело в паху и стало неудобно сидеть. Нет, так нельзя. Еще не время будить воображение. Надо стряхнуть с себя это наваждение. Избавиться от галлюцинаций помог резкий сигнал клаксона, подхваченный стоящими сзади машинами. Роберт очнулся и увидел в зеркале заднего вида, что, пока он мечтал, не трогаясь с места и перегораживая движение, за ним уже выстроилась целая очередь колесных средств разного фасона и калибра. Сигналы нетерпеливых и яростно жестикулирующих водителей слились в сплошную какофонию возбужденной кошачьей стаи. А наперерез этой звуковой волне, рассекая ее, в его сторону, в сторону злостного нарушителя правил стоянки, двигался дорожный полицейский. Весьма колоритный, как будто только что спустился с боевого коня. Красный мундир со стоячим воротником, синие бриджи с желтыми лампасами, заостренная вверху шляпа с круглыми полями цвета хаки, краги до колен. На коне, с обнаженной саблей в руке, он смотрелся бы естественнее, чем среди толпы автомашин. Однако пора было срочно уносить ноги.

Роберт отпустил тормоз, включил скорость, нажал на газ, и хорошо отрегулированная, мощная машина умчала его буквально в последний миг, спасая от полицейских нравоучений и возможного штрафа. Нет, в большом городе, да еще за рулем, нельзя расслабляться. Впрочем, мелькнула скабрезная мысль, почему бы не попробовать заняться реализацией сексуальных видений в автомашине? Выехать на пикник за город или в парк, на лоно природы, или просто вечерком заехать в пустынный, не слишком освещенный переулок. Так, как он это не раз проделывал в молодости, в период своих первых любовных похождений, когда отец подарил ему первую в жизни автомашину. Точнее, отдал свой старый и уже довольно потрепанный «бентли», чтобы сынок учился водить на технике, которую в случае аварии не жалко и выбросить.

Так что одновременно довелось осваивать две житейских премудрости — как вести себя на дороге и как вести себя с женщинами. Второе оказалось гораздо сложнее, но зато и приятнее. Были и проколы, и издержки, особенно поначалу, по неопытности. Но в каком деле их не бывает! К тому же он быстро учился и оказался весьма способным учеником. Женщинам он, несомненно, нравился. Они ему тоже. До определенных пределов. И не все.

Впрочем, сегодня, пожалуй, не стоит больше размышлять на любовные темы. Слишком отвлекает отдел. Надо будет успеть позвонить в центральный офис, в Лондон, и предупредить о том, что он задержится в Оттаве в силу деловых обстоятельств. Предупредить также администрацию гостиницы, что оставит за собой номер еще на несколько дней. Кстати, он в ней еще не зарегистрировался. Заказал себе из Нью-Йорка, по факсу, номер в «Шератон Оттава Отеле», расположенном недалеко от офиса его компании.

Тут же, в процессе размышлений, мелькнула запоздалая, но здравая мысль, навеянная навалившейся усталостью и появившейся резью в глазах. Пожалуй, лучше всего будет сейчас сразу же направиться в отель, выполнить все необходимые формальности, занять свой номер, разложить вещи, принять душ. Там же, в ресторане отеля, можно будет и поужинать. И вытянуться потом на постели во весь свой немалый рост, одному, без помех, полностью расслабиться и отдаться во власть Морфея, для восстановления потраченных без меры и ограничений сил. И даже женщина не будет ему нужна. Но только на эту ночь...

Кристина опять не выспалась, хотя мама ее сегодня не беспокоила. Но вчера она легла поздно и не сразу смогла заснуть, перебирая в памяти прошедший день. А сегодня встала чуть свет. В восемь тридцать утра она была уже в офисе. Вначале зашла в дамскую комнату, чтобы хотя бы немного привести себя в порядок. Дома на это совершенно не было времени. Рассматривая себя в зеркале, Кристина отметила голубоватые тени под глазами от недосыпания, придававшие ей не столько усталый, сколько загадочный и томный вид. Правда, на душе у нее со вчерашнего дня значительно полегчало.

Глава компании явно не собирается ее увольнять. Более того, кажется, испытывает к ней повышенный интерес. Чем это может закончиться... Кристи старалась об этом не думать. Будем решать проблемы по мере их поступления. И очень кстати, что Роберт Эштон приехал именно сейчас. Кристина вовсе не была уверена, что ей удастся справиться в одиночку со сложностями, возникшими на стройке в Гатино. А с Большим Боссом все производственные проблемы казались пустяковыми и легко разрешимыми.

Домашняя ситуация тоже уже не казалась ей такой уж безнадежной. Мама совершенно преобразилась. Это казалось Кристине настоящим чудом. Всю жизнь, все свои двадцать пять лет, она видела рядом с собой вздорную, крикливую, придирающуюся к каждому ее слову и движению женщину. Кристи никогда даже не задумывалась над тем, как выглядит ее мать. Напряженные темно-серые глаза, выражающие тревогу, гнев, осуждение или страх... Всегда взлохмаченные волосы. Болтающаяся на худом теле одежда. Все это делало Грейс Блэквуд неприглядной. И надо же... Вчера, вернувшись вечером домой, Кристина застала мать в умиротворенном состоянии.

Грейс сидела в гостиной, в своем удобном инвалидном кресле, и читала книгу. Стол был накрыт к чаю. Лампа над этим круглым столом, украшенная связанным ее умелыми руками абажуром, освещала уютную комнату, отбрасывая затейливые тени на потолок.

Грейс подняла на дочь большие темные глаза и нежно улыбнулась.

— Устала, девочка? Садись за стол, я приготовила ужин.

Кристина с удивлением рассматривала мамино лицо, словно видела его первый раз в жизни. Грейс Блэквуд была красива! Прямые черные брови над большими глазами, короткий прямой нос с тонкими ноздрями, красиво очерченные губы, никогда не знавшие помады и потому сохранившие свежесть... Ее волосы были гладко зачесаны и забраны в тяжелый узел, открывая четкий овал худощавого лица, маленькие изящные уши и высокую шею.

Господи, как же она раньше не видела, что ее мама так красива?! И тут же поняла. Все очень просто. Кристи всегда избегала смотреть на мамино лицо, выражавшее то ярость, то страх. Ее колючий взгляд и нахмуренные брови отталкивали пугливый взгляд дочери.

— В чем дело, Кристи? Ты чем-то огорчена? Непривычно мягкий голос матери странно подействовал на Кристину. Ей захотелось встать на колени перед маминым креслом, прижаться лбом к ее руке и плакать, плакать... Но она привыкла всегда и во всем себя сдерживать.

— Нет, мама, все в порядке, я просто устала и, кажется, немного простудилась.

Потом они долго сидели за столом. Кристина пила чай с малиной и впервые в жизни рассказывала маме о том, как прошел ее день. А та внимательно слушала и задавала заинтересованные вопросы, но временами ее взгляд уплывал куда-то вдаль, и Кристина понимала, что у ее мамы впервые появилась какая-то своя, тайная жизнь. И, странно, именно теперь она по-настоящему заинтересовалась жизнью Кристины...

Жизнь Кристины... А была ли она у нее? По крайней мере, то, что называют личной жизнью. Учеба только на отличные отметки, уроки, уроки и уроки. Наказание за любой промах, за малейшее послабление самой себе. Вечный страх сделать что-то не так. Полное отсутствие друзей. Девочки могли ее испортить, Бог знает чему научить, отвлекали от уроков. Мальчики вообще не имели права на существование. По крайней мере, вблизи их дома. Школа, экономический колледж, зубрежка, глаза в пол. Насмешки сверстников. Работа, работа, работа. В свободное время - книги под контролем матери, освоение того, что должна уметь делать женщина. Готовить, шить, вязать, оказывать помощь больным. Все это пригождалось, когда мать заболевала, а это случалось нередко, и особенно когда та сломала ногу.