Трамвай «Желание» - Уильямс Теннесси

БЛАНШ. Так вот, с позволения сказать, — он вульгарен!

СТЕЛЛА. Ну и что ж… допустим.

БЛАНШ. Допустим! Неужто ты забыла все, чему тебя учили, на чем мы взросли? Разве ты не видишь, что в нем нет и проблеска благородства? О если б он был всего лишь простым! Совсем немудрящим, но добрым, цельным, — так нет же! Есть в нем это хамство — чтото откровенно скотское!.. Ты ненавидишь меня за эти слова?

СТЕЛЛА (холодно). Ничего, не смущайся — выскажись до конца.

БЛАНШ. Ведет себя как скотина, а повадки — зверя! Ест как животное, ходит как животное, изъясняется как животное! Есть в нем даже что-то еще недочеловеческое — существо, еще не достигшее той ступени, на которой стоит современный человек. Да, человек-обезьяна, вроде тех, что я видела на картинках на лекциях по антропологии. Тысячи и тысячи лет прошли мимо него, и вот он, Стэнли Ковальский — живая реликвия каменного века! Приносящий домой сырое мясо после того, как убивал в джунглях. А ты — здесь, поджидаешь: прибьет?.. а вдруг — хрюкнет и поцелует! Если, конечно, поцелуи уже были известны в ту пору. И вот наступает ночь, собираются обезьяны! Перед этой вот пещерой… и все, как он, хрюкают, жадно лакают воду, гложут кости, неуклюжие, не посторонись — задавят. «Вечерок за покером»… называешь ты это игрище обезьян! Одна зарычит, другая схватила что под руку подвернулось — и вот уже сцепились. Господи! Да, как далеко нам до того, чтобы считать себя созданными по образу и подобию божию… Стелла, сестра моя!.. Ведь был же с тех пор все-таки хоть какой-то прогресс! Ведь с такими чудесами, как искусство, поэзия, музыка, пришел же в мир какой-то новый свет. Ведь зародились же в ком-то более высокие чувства! И наш долг — растить их. Не поступаться ими, нести их, как знамя, в нашем походе сквозь тьму, чем бы он ни закончился, куда бы ни завел нас… Так не предайся же зверю, не живи по-звериному!

Проходит еще один поезд. Стэнли в нерешительности облизывает губы. Затем повернулся и бесшумно выходит. Женщины так и не заметили его. Когда поезд стихает вдали, кричит за дверью: «Эй! Эй! Стелла!»

СТЕЛЛА (до сих пор внимательно слушала Бланш). Стэнли!

БЛАНШ. Стелла, я…

Но та уже у входной двери.

СТЭНЛИ (как ни в чем не бывало, входит со своими покупками). Привет, Стелла, а Бланш уже вернулась?

СТЕЛЛА. Дома, дома.

СТЭНЛИ. Привет, Бланш. (Ухмыляется ей.)

СТЕЛЛА. Ты что, полазил под машиной?

СТЭНЛИ. Да эти портачи, механики у Фрица, ничего не смыслят — им что задница, что… Эй!

Стелла крепко обняла его обеими руками, прильнула — прямо на виду у Бланш, не стесняясь. Он смеется, прижимает Стеллу лицом к себе. Поверх ее головы ухмыляется стоящей в спальне, у портьеры, Бланш. Сцена темнеет, остаются лишь две ярко освещенные застывшие в крепком объятии фигуры. «Синее пианино», труба, ударные…

В спальне. БЛАНШ сидит, обмахиваясь пальмовым листом и перечитывая только что законченное письмо. СТЕЛЛА кончает одеваться. Бланш звонко рассмеялась.

СТЕЛЛА. Чему ты, дорогая?

БЛАНШ. Над собой, сама над собой, — ну и вру же! Письмо Шепу. (Берет письмо.) Дорогой Шеп. Я провожу лето в полете, лишь изредка приземляясь то у одних, то у других — мимолетная гостья! И кто знает, а вдруг мне придет в голову спикировать на Даллас! Что вы на это скажете?» Ха-ха! (Нервный смех ее звонок и заразителен, унимая его, прикоснулась рукой к горлу, и — словно разговаривая с Шепом.) Как говорится: насторожили — вооружили… Как думаешь — звучит?

СТЕЛЛА. У-гу…

БЛАНШ (продолжает, нервно). «Друзья моей сестры почти все уезжают на лето на север, у других — виллы на берегу Залива, и здесь сейчас дым коромыслом — чаи, коктейли, лэнчи…»

Наверху начинается нечто невообразимое.

СТЕЛЛА (подходя к двери). Кажется, Юнис со Стивом выясняют отношения.

Слышен яростный визг Юнис.

ГОЛОС ЮНИС. Слышала я про вас с этой блондиночкой!

ГОЛОС СТИВА. Подлейшее вранье!

ГОЛОС ЮНИС. Кому ты очки втираешь? Мне бы наплевать, околачивайся себе в «Четырех двойках», в самом баре, сколько хочешь, но ты всегда еще и наверх лезешь.

ГОЛОС СТИВА. А кто видел?

ГОЛОС ЮНИС. Я! Сама видела… Видела, как ты гонялся за ней по галерее… Я обращусь в полицию нравов.

ГОЛОС СТИВА. Не толкайся, ты!..

ГОЛОС ЮНИС. Ах, ты драться!.. Сейчас же иду за полицией.

Слышно, как что-то из алюминиевой утвари угодило в стену, в ответ — яростный мужской рев, вопли, грохот опрокинутой мебели, что-то ломается, и наступает затишье.

БЛАНШ (весело). Он ее прикончил?

ЮНИС, вся растрепанная, появилась на лестнице.

СТЕЛЛА. Да нет, вон она.

ЮНИС. Полиция! Я за полицией! (Вихрем промчалась и скрылась за углом дома.)

СТЕЛЛА (возвращаясь от двери). …А кое-кто из друзей твоей сестры проводит лето в городе.

Обе весело смеются. СТЭНЛИ, в зеленой с красным шелковой рубашке для игры в кегли, появился из-за угла. Взбегает по лестнице, входит. Бланш нервно вздрагивает при его появлении.

СТЭНЛИ. Что с Юнис?

СТЕЛЛА. Не поладила со Стивом. Зовет полицию?

СТЭНЛИ. Нет. Отпаивается в баре.

СТЕЛЛА. Что ж, гораздо разумней.

СТИВ (спускается по лестнице, потирая ссадину на лбу, заглянул в дверь). У вас она?

СТЭНЛИ. Нет, нет. В «Четырех двойках».

СТИВ. У, сука рваная! (С опаской выглянул за угол и с утрированной беспечностью парня — знай наших! — пускается за женой.)

БЛАНШ. Нет, это надо записать! Ха-ха! Я завела записную книжку — специально для самых сочных словечек, которых наберусь у вас.

СТЭНЛИ. Не наберетесь вы у нас ничего для себя нового.

БЛАНШ. Вы ручаетесь?

СТЭНЛИ. На все пятьсот.

БЛАНШ. О, это уже серьезно.

Стэнли рванул выдвижной ящик шифоньерки и тут же с шумом задвигает, швырнул ботинки в угол.

(При каждом стуке чуть вздрагивает. Наконец, не выдерживает.) Под каким знаком вы родились?

СТЭНЛИ (одеваясь). Знаком?

БЛАНШ. Знаком зодиака. Держу пари, под знаком Овна. Люди Овна сильны и порывисты. Их хлебом не корми, только дай пошуметь. Обожают все крушить у себя на пути. В армии-то вы уж, верно, покуражились вволю, а вышли в запас — только и отведешь душу, что на неодушевленных предметах!