Смешная девчонка - Ник Хорнби

– По-вашему, это смешно, Софи? – спросил Деннис.

– Что смешно – вопросительный знак?

– Нет, – вмешался Билл. – Мы знаем, что это как раз не смешно. Сам текст.

– А, – поняла Софи. – Ну… Я уже сказала. Мне очень понравилось.

– И все же: по-вашему, это смешно?

– Смешно… – повторила она, как будто прежде не задумывалась об этой стороне пьесы.

– Шутки, реплики.

– Ну… – протянула она. А затем, памятуя, что после этого краткого знакомства больше их не увидит, отрезала: – Нет, не смешно.

Почему-то ее ответ взволновал Билла и Тони.

– А мы тебе что говорили?! – обрушился Билл на Денниса.

– Вам лишь бы все хаять: и свое, и чужое, – сказал Деннис. – Я уже не знаю, чему верить.

– Как вы считаете, в чем здесь слабина? – поинтересовался Билл.

– Честно? – спросила она.

– Разумеется. Нам нужен честный ответ.

– Во всем, – сказала Софи.

– Значит, когда вы заявили, что вам понравилось…

– Мне не понравилось, – перебила она. – Совсем. Я серьезно…

– Вы не одиноки, – вставил Клайв.

– Но… там даже непонятно, о чем речь.

– Ничего удивительного, – сказал Тони.

– А зачем вы такое написали?

– Нас попросили, – ответил Билл.

– Попросили о чем?

– Сочинить короткую пьесу на тему семейной жизни, – ответил за него Деннис.

– Вот оно что, – сказала Софи. – Так почему же вы этого не сделали?

Захохотав, Билл схватился за грудь, как будто Софи пырнула его ножом в самое сердце.

– Понимаете, в «Нелепом отряде» каждый персонаж – живой человек, хоть и утрированный. А эти двое, муж и жена, – просто ходячие карикатуры, хотя вроде бы произносят человеческие реплики, даром что без тени юмора.

Билл, подавшись вперед вместе со стулом, закивал.

– А все, что касается семейной жизни… Как заезженная пластинка. Герои без конца ругаются. Но причины высосаны из пальца, правда ведь? Все одно и то же. А ведь муж наверняка еще до свадьбы знал, что его избранница умом не блещет.

Тут даже Клайв издал смешок.

– А ты вообще помалкивай, – одернул его Билл.

– И почему она – дочь викария? Да, я прочла, что отец у нее – викарий. Но… это нигде потом больше не обыгрывается. Или вы хотите сказать, что она закована в пояс целомудрия? И что же ей с ним делать после свадьбы? Она должна была как-то от него избавиться.

– В точку, – сказал Билл. – Спасибо.

– Извините, – смутилась Софи. – Я, видимо, наговорила лишнего.

– Что вы, нам только на пользу, – сказал Тони.

– И вообще: почему она такая тупица? Там сказано, что у нее университетское образование. Как ей удалось окончить университет? Такая не то что до диплома – до автобусной остановки не дойдет.

– Ну что ж, – удовлетворенно произнес Клайв. – Материала для прослушивания не осталось. Вы сами его разнесли.

– Простите, – сказала, поднимаясь со стула, Софи. Для себя она решила, что не уйдет, пока ей не укажут на дверь, но, если никто не станет ее удерживать, это тоже будет равносильно отказу.

– Сейчас можно провести читку, а потом Билл и Тони пойдут сочинять вторую редакцию.

– Вторую редакцию чего? – спросил Билл. – Клайв ясно сказал: материала больше не осталось.

– Нет, ну, почитать в любом случае не вредно, – возразил Деннис. – Сделайте одолжение. До записи уже меньше двух недель.

Его слова были встречены ворчанием, но спорить никто не стал. Каждый открыл пьесу на первой странице. Софи разрывалась. Ей хотелось прочесть как можно выразительнее и в то же время – как можно медленнее. Она стремилась по предела растянуть время, задержаться в этом зале, с этими людьми, а если повезет – вообще не уходить.

4

Тони Холмс и Билл Гардинер познакомились в «обезьяннике» полицейского участка в Олдершоте за неделю до Рождества пятьдесят девятого года. Местные блюстители порядка хотели спихнуть этих двоих военной полиции для водворения обратно в казарму; военная полиция шарахалась от них, как черт от ладана. Силовые ведомства пререкались в течение суток; все это время задержанные сидели без сна, курили и трепались, сознавая идиотизм своего положения и обмирая от страха. Их застукали на одной улице, в одном и том же месте, с разницей в два часа; им даже не пришлось объяснять друг другу, на чем и где именно они прокололись. В этом просто не было надобности. Они и так знали.

У себя дома, в Лондоне, ни тот ни другой не попадали в передряги с полицией, но по разным причинам. Билл – в силу врожденной смекалки и знания подходящих мест, таких как клубы, бары и даже общественные туалеты, хотя последних он избегал. И не зря, как подтвердили события минувшего вечера. В Олдершоте, по-видимому, его задержал агент-провокатор: один из тех полисменов, кто ненавидел собратьев Билла настолько изощренной, лютой ненавистью, что готов был отлавливать их с утра до ночи. В столице таких ретивых тоже хватало. Что касается Тони, в Лондоне он не попадался потому, что в Лондоне (равно как и в других городах) не делал никаких поползновений. Тони вечно терзался сомнениями – в частности, не мог решить, кто он и что он, но сейчас, хоть убей, толком не понимал, с чего ему вдруг, буквально накануне дембеля, приспичило найти ответы на эти вопросы. Виной, конечно, были одиночество, скука и внезапно вспыхнувшая отчаянная потребность ощутить прикосновение живого человека – не важно, какого пола, хотя, надо признать, в мужской уборной на Теннисон-стрит вряд ли можно было рассчитывать на встречу с лицами обоего пола.

В итоге никто так и не решился предъявить им обвинение, и на другой день каждый вернулся в свою казарму для завершения срочной службы. Вспоминая события того вечера (довольно часто, но всегда в одиночку и про себя), они не могли с точностью восстановить обстоятельства своего задержания полицией. Неужели они и впрямь так близко подошли к унизительной роковой черте? Зато все ободряющие, с полуслова понятные беседы, что велись между ними на протяжении суток, запомнились на долгие годы: разговор шел о юморе. В первые же минуты знакомства солдаты обнаружили общее увлечение комедиями Рэя Галтона и Алана Симпсона, в подробностях обсудили передачу «Полчаса с Хэнкоком» и, как могли, восстановили в памяти скетч «Донор», чтобы тут же разыграть его по ролям. Сцену в больнице удалось воспроизвести почти дословно: Билл вошел в образ Хэнкока, а Тони, у которого был более пронзительный и гнусавый голос, превратился в персонажа Хью Ллойда.

После демобилизации они не теряли друг друга из виду. Тони жил на восточной окраине Лондона, а Билл – на северной, в Барнете, поэтому встречались они в центре, выбирая какую-нибудь кофейню в Сохо, поначалу – раз в неделю: тогда еще у каждого была постылая работа, от которой хотелось увильнуть (Тони помогал отцу – владельцу газетного киоска; Билл перебирал бумажки в Управлении городского транспорта). В течение трех месяцев они просто беседовали, но в один прекрасный день, преодолев смущение, выложили на стол блокноты и попробовали писать в соавторстве. Бросившись, как в омут, в безработицу, они стали приходить в одну и ту же кофейню ежедневно; так продолжалось до тех пор, пока у них не появилась возможность арендовать офис.