Роковой шаг - Виктория Холт

Я старалась не смотреть на Дамарис.

— О да, конечно.

— Я надеялся, что смогу взять тебя с собой.

— Вы имеете в виду просто визит?

— Да, именно так. Дамарис торопливо сказала:

— Нам нужно время, чтобы подготовить Клариссу к этому визиту. Север — это очень далеко.

— Можно сказать, на другом конце страны: вы — на крайнем юге, мы — на севере, почти на границе.

— Это довольно беспокойная часть страны? Ральф засмеялся.

— Не более, чем вся остальная Англия, я полагаю. Вы можете быть уверены, что Филды знают, как надо заботиться о членах своей семьи.

— Я в этом уверена. Но для ребенка… Я почувствовала легкое раздражение. До каких пор они будут относиться ко мне как к ребенку? В такие моменты я сильнее всего чувствовала, что задыхаюсь от этой любви, которой они меня окружили. Она была словно большое одеяло — теплое, мягкое и удушливое.

— Тетя Дамарис, — твердо сказала я, — я должна увидеть семью моего отца.

Я сразу пожалела, что так сказала. Эти слова причинили ей боль. Я подошла к ней и взяла ее за руку.

— Это же ненадолго, — успокоила я ее. Арабелла быстро сказала:

— Мне кажется, необходимо время, чтобы все продумать. Может быть, через год или…

— Мы все с нетерпением ждем встречи с нашей родственницей. Ее отец был главой семьи. Для нас его смерть была большим ударом, ведь он умер в расцвете сил, так внезапно.

— Это было очень давно, — сказала Дамарис.

— Но это не умаляет нашу трагедию, мадам. Мы хотим узнать его дочь. Лорд Хессенфилд мечтает, что она ненадолго приедет к нам.

Дамарис и Арабелла обменялись взглядами.

— Мы подумаем, — сказала Арабелла. — А теперь вы, наверно, устали с дороги. Для вас приготовят комнату. Вы же не собираетесь сегодня в обратный путь?

— Миледи, вы так добры. Я воспользуюсь вашим гостеприимством. Может быть, мне удастся убедить Клариссу поехать со мной; я уверен, если бы она знала, как мы хотим увидеть ее, то сразу согласилась бы. Она еще молода принимать такие решения, — сказала Арабелла.

И вновь это подчеркивание, что я еще мала. Именно в этот момент я решила, что обязательно поеду и увижусь с семьей отца.

Бедная Дамарис! Она была очень огорчена. Она, очевидно, думала, что если я поеду на север, то уже никогда не вернусь.

Начались семейные совещания. Прадедушка Карл-тон был категорически против моего отъезда.

— Проклятые якобиты! — рычал он, багровея. — Хоть уже мир, но они все не успокоятся. Они все еще пьют за короля с того берега. Нет, она никуда не поедет.

Но прадедушка Карлтон уже не обладал такой властью, как раньше, и Арабелла наконец решила, что ничего не будет плохого, если я поеду с кратким визитом.

Присцилла в сомнении твердила, что я еще слишком мала для такого путешествия.

— Но ведь она поедет не одна, — настаивала Арабелла. — У нее будет хорошая охрана. Жанна могла бы поехать с ней в качестве горничной. Это будет только способствовать усовершенствованию девочки во французском. Я всегда считала, что она не должна его забывать.

— А как же Дамарис? — не унималась Присцилла. — Она будет так несчастна без нее.

— Моя дорогая Присцилла, — сказала Арабелла, — конечно, она будет скучать без ребенка. Мы все будем скучать и будем счастливы, когда она вернется. Но не может же Дамарис вечно держать ее при себе… ради своего удобства. Ей нужно помнить, что у Клариссы есть своя собственная жизнь.

Присцилла с жаром воскликнула:

— Не хочешь ли ты сказать, что Дамарис эгоистка, мама? У Дамарис такая добрая натура…

— Знаю, знаю. Но она придает Клариссе слишком большое значение. Я знаю, что она сделала для Клариссы… и что Кларисса сделала для нее. Но все же она не может запретить девочке видеть родственников ее отца, только по той причине, что ей будет очень скучно без нее.

Присцилла замолчала. Позже дискуссия была продолжена. Ли считал, что я должна ехать. В конце концов, они были моими родственниками.

— И это всего лишь визит, — сказал он. Джереми был против, главным образом потому, что это расстраивало Дамарис.

Именно тогда я действительно почувствовала, будто я в каком-то замкнутом пространстве, куда не пропускают воздуха. И я решила, что имею право выбрать свое собственное будущее.

Я сказала:

— Тетя Дамарис, я обязательно поеду, чтобы увидеться с семьей моего отца. Я должна.

На мгновение ее глаза погрустнели. Потом она села, притянула меня к себе, очень серьезно посмотрела на меня и сказала:

— Конечно, поедешь, моя дорогая. Ты права. Ты должна ехать. Просто я очень не люблю оставаться без тебя. Хочу тебе что-то сказать: я опять жду ребенка.

— О, тетя Дамарис!

— Ты будешь молиться за меня, не правда ли? Молись, чтобы на этот раз у меня было все хорошо. Вся моя воинственность покинула меня. Я обвила ее шею руками.

— Я не поеду, тетя Дамарис! Нет, я не могу ехать, иначе буду беспокоиться о тебе! Знаешь, что я сделаю?

Я подожду, пока у тебя родится малыш, а уж потом поеду к брату моего отца.

— Но, дорогая, ты не должна думать обо мне.

— Как же мне не думать! Я не смогу быть счастлива, если меня здесь не будет. Я хочу быть здесь, с тобой. Хочу сшить какую-нибудь одежду для малыша. Хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

Так мы и решили. Я на время отложу свою поездку на север и поеду через несколько месяцев, когда все уладится.

Бабушка Присцилла была очень довольна моим решением. Она нежно поцеловала меня.

— Лучше и не могло быть, — сказала она. — Дамарис так рада, что ты останешься с ней. Надо молиться, чтобы на этот раз у нее родился здоровый ребенок.

Ральф Филд уехал, взяв с нас обещание, что через несколько месяцев я навещу своих родственников.

И мы занялись приготовлениями к появлению малыша. Сначала Дамарис очень боялась, что мы потеряем его, если будем много о нем говорить. Но я положила этому конец. Я считала, что если все время думать о худшем, то каким-то таинственным образом это худшее произойдет. Поэтому я стала требовать, чтобы все верили, что на этот раз ребенок будет жить. Я ухаживала за Дамарис с заботой и нежностью, тем более, что чувствовала себя виноватой за мою недавнюю неверность ей.

Жанна оказалась очень полезной в этот период. Я поражалась происшедшей в ней перемене. Во Франции она все время была чем-то озабочена: сначала необходимостью всем угодить в отеле, а затем — еще большей необходимостью выжить в подвале. Она была измучена заботами, и все это подавляло ее живую натуру.

А как только она поняла, что обрела безопасность и уют в этой семье, из которой ее не выгонят, если она не совершит какого-нибудь ужасного преступления, Жанна возвратилась в свое обычное состояние.